Вслед за нелегальной публикацией платформы оппозиции ОГПУ по команде Политбюро начало ее изъятие, предприняв провокацию. Агент спецслужб Строилов предложил оппозиционерам услуги — достать бумагу и технические материалы для издательской деятельности. Переговоры не вышли за рамки прощупывания. Но председателю ОГПУ Менжинскому этого было достаточно. Он оповестил о раскрытии планов подрывной печатной пропаганды «троцкистов». Вдобавок Строилов был объявлен бывшим врангелевским офицером (для этого ему присвоили еще одну фамилию — Щербаков), что позволило расширить базу обвинения Троцкого и его сторонников, подготовлявших при помощи белогвардейцев государственный переворот.
[1032]
В этих условиях среди оппозиционеров развернулись споры — следует ли вести борьбу до конца и быть готовыми к исключению из партии. Для Троцкого иного ответа теперь не было. Поняв, что Сталин не остановится ни перед чем, он полагал, что только энергичным сопротивлением может хотя бы оттянуть репрессии. Но партнеры по руководству оппозицией придерживались иного мнения. Еще сохраняя союз с Троцким, Зиновьев и Каменев подспудно готовились к капитуляции. Словесно их аргументация сохраняла «партийный» характер. Каменев заявлял, что вне ВКП(б) идеям оппозиции «грозит только одно — вырождение и гибель».
[1033] Значительно более существенными были личные мотивы: оба они, Зиновьев и Каменев, не желали терять властные посты и привилегии.
В 1927 году, особенно во второй его половине, выступления оппозиции уже утратили характер борьбы за власть. Происходила хорошо организованная травля оппозиционеров перед окончательной расправой, хотя выступления Троцкого и некоторых его последователей свидетельствовали о их темпераменте и незаурядных бойцовских качествах.
В Москве и других городах оппозиционеры начали сбор подписей под своей платформой, о чем Ярославский 4 октября с тревогой информировал Орджоникидзе, утверждая, что платформа является программой новой партии, что оппозиционеры даже не скрывают существования подпольной техники, что кроме обнаруженного типографского оборудования имеется нераскрытое. Только в Москве было собрано не менее пяти тысяч подписей под платформой оппозиции.
[1034]
Пленум ЦК и ЦКК ВКП(б), на котором был поставлен вопрос об исключении Троцкого и Зиновьева из ЦК, состоялся 21–23 октября 1927 года. Основными обвинениями были нелегальное издание платформы при помощи врангелевского офицера, создание контрреволюционной организации, военный заговор. Троцкий еще оставался членом ЦК, и ему предоставили слово. Это была последняя его речь на заседании того органа, которым он вместе с Лениным фактически руководил в течение пяти лет.
Общая обстановка была истерической. Троцкому не давали говорить. Ярославский, по его же признанию, запустил в начавшего выступление Троцкого «Контрольными цифрами Госплана», однако страж большевистской морали не отличался меткостью и промахнулся.
Учитывая истерию, раздувавшуюся в угоду Сталину, Троцкий, вопреки обыкновению, читал речь по бумаге.
[1035] Начав с обвинения в сторону оппозиции, что она участвует в военном заговоре, и высмеяв его, Троцкий перешел к принципиальным вопросам, прежде всего о так называемом «троцкизме». Настаивая на бессодержательности этого термина, а также на том, что его взгляды не отличаются от взглядов Ленина, он указывал на подтасовки и искажения фактов. «Чтобы построить «троцкизм», фабрика фальсификаций работает полным ходом и в три смены».
Прогноз его, однако, был оптимистичен. Троцкий предсказывал неизбежное политическое крушение сталинского режима в самое ближайшее время. Так же им переоценивались силы оппозиции, «сознательность» партийных масс и рабочего класса. «Партия уже глубоко всколыхнулась: завтра она всколыхнется до дна. За несколькими тысячами кадровых оппозиционеров идет двойной или тройной слой примыкающих к оппозиции, а затем еще более широкий слой рабочих-партийцев, которые уже начали внимательно прислушиваться к оппозиции и сдвигаться в ее сторону».
Это были благие пожелания, в реальность которых Троцкий не верил. Но он вновь и вновь повторял угрозы по адресу партийного руководства. «Травля, исключения, аресты сделают нашу платформу самым популярным, самым близким, самым дорогим документом международного рабочего движения. Исключайте, — вы не остановите победы оппозиции, т. е. победы революционного единства нашей партии и Коминтерна».
Последнее слово осталось, разумеется, за Сталиным. Генсек вспомнил (точнее, ему об этом напомнили бдительные помощники), что свою брошюру «Наши политические задачи» 1904 года Троцкий посвятил «дорогому учителю» Павлу Борисовичу Аксельроду. «От Ленина к Аксельроду — таков организационный путь, по которому идет наша оппозиция… Скатертью дорога к «дорогому учителю Павлу Борисовичу Аксельроду»! Скатертью дорога! Только поторопитесь, достопочтенный Троцкий, так как «Павел Борисович», ввиду его дряхлости, может в скором времени помереть, а вы можете не поспеть к «учителю»».
[1036] В этих словах содержалась уже зловещая угроза изгнания из страны.
Пленум исключил Троцкого и Зиновьева из ЦК по обвинению в организации фракции и использовании нелегальных методов антипартийной и антисоветской деятельности. Еще до этого, 27 сентября 1927 года, Троцкий был исключен из Исполкома Коминтерна.
Выход на улицы и исключение из ВКП(б)
В конце октября в Ленинграде состоялась юбилейная сессия ЦИК СССР. В ней участвовали М. И. Калинин как председатель этого формально высшего органа власти, представители республик и другие высшие должностные лица. В честь сессии проводилась общегородская демонстрация. Троцкий и Зиновьев выехали в Ленинград, рассчитывая использовать сессию для своей агитации.
Объезжая в автомобиле город, чтобы «посмотреть размеры и настроение демонстрации», они подъехали к Таврическому дворцу, где на грузовиках были сооружены трибуны, а проезд оказался закрытым. К автомобилю подошел милиционер и предложил высоким, как он еще полагал, гостям пройти к трибунам. Незанятым оказался только последний грузовик. Увидев, что на него поднялись бывший «вождь Красной армии» и бывший ленинградский босс, демонстранты устремились к невероятному зрелищу.
