Лена, измученная родами, особенно и не настаивала. Мельком-то ребенка увидела, и он, точнее, она ей не показалась: какая-то синенькая, мокрая, глазки заплывшие. И даже не орала – так, только попискивала…
Но когда девочку не принесли и назавтра – Лена начала беспокоиться.
– Ваш ребенок пока под лампой, ничего страшного, – успокаивали врачи, – просто девочка слабенькая родилась…
А к вечеру в палату пришла педиатр, заведующая детским отделением.
И опустив глаза, призналась: ребенок родился очень больным. И начала перечислять: у дочери фиброэластоз миокарда. Так назывался один из самых тяжелых пороков сердца, врожденный и практически неизлечимый. Экстрофия мочевого пузыря, то есть его сращение с брюшной стенкой, – это лечится, но оперировать надо сразу. Врожденные аномалии желчных протоков… Еще что-то – дальше Лена не слушала…
– В общем, ребенок – глубокий инвалид. И я вам, мамочка, очень советую жизнь свою молодую не портить, – твердо закончила свою речь врачиха. – Вам еще только семнадцать. Успеете. Родите здорового, да не одного…
– Но вы же сами сказали… что-то там можно вылечить?.. – пролепетала потрясенная Лена.
– Мочевой пузырь – да, хотя шансы невелики. А вот сердце… – педиатр вздохнула. – Статистика такова: до девяноста пяти процентов таких детей погибают в течение первого года жизни. И год этот вы проведете хуже, чем в аду. Помяните мое слово.
Слегка коснулась ее плеча и ласково произнесла:
– Пиши, пиши, милая, отказную… Сама меня потом благодарить будешь.
…Мишаня был против. Категорически. Кричал: «Это наш ребенок! И мы его вылечим! Слышишь, вылечим!..»
Однако Лена еще раз поговорила с врачихой. Та подтвердила свой неутешительный прогноз. И Лена перетянула грудь, чтоб избавиться от молока. И сказала: она готова подписать документы на отказ. А Мишка – что Мишка? Он ей не муж, никто. От него никаких подписей не требуется, и спрашивать его никто не станет.
Прежде чем подмахнуть бумаги, правда, Лена потребовала: пусть ей покажут дочку. Увидела ее – опутанную какими-то трубками… с кожей синеватого оттенка… сморщенную… страшненькую – и не почувствовала ничего. Не дрогнуло сердце. Не захотелось бороться за этого ребенка, несмотря на все ужасные диагнозы.
Еле дождалась, пока подготовят документы и выпишут из роддома. А на следующий же день позвонила Макару – телефон свой он ей оставил.
И выдохнула:
– Это Лена из Сочи. Знаешь… если ты не передумал… я… я могу приехать.
Макар не удивился. Спокойно и властно велел:
– Вылетай первым же рейсом. Я тебя встречу. Деньги на билет переведу телеграфом.
С Мишаней Лена даже не попрощалась.
* * *
Елена Анатольевна вздохнула. Тихо произнесла:
– Я не хочу перед тобой оправдываться. Поздно, да и бессмысленно. Но я считаю, ты должна знать. Почему я сделала это. Почему оставила тебя в роддоме.
Маша молчала. Кривцова продолжала свой спич:
– Мне и в голову не приходило, что все это подстроил Макар. И эти страшные диагнозы никогда не существовали. Я считала, что родила безнадежного инвалида, и была уверена: то, как я поступила, единственный возможный выход. Иногда, правда, думала: а может, надо было забрать тебя? Несмотря на все эти жуткие болезни?.. Но что бы из этого вышло?.. Я – девчонка совсем. С родителями мы жили плохо. Мишаня тоже молодой мальчик… Денег нет. Ничем облегчить твои страдания я все равно бы не смогла. Врач ведь сказала: ребенок все равно умрет. Дала тебе от силы год жизни…
Маша пожала плечами:
– Даже если ситуация была безнадежной, я бы провела этот год в семье. И в любви. Только и всего.
– Да не было бы никакой любви. И семьи – тоже не было, – вздохнула Кривцова. – Зачем себя обманывать?
– Лиза мне как-то сказала не характерное для ее возраста слово: мезопедия, – усмехнулась дочь. – Патологическая ненависть к собственным детям. Сказала про вас.
– Нет, – спокойно возразила мать. – Ненависть – это совсем не то слово. Правильнее сказать: равнодушие. Мне было просто все равно. И тогда. И потом. Меня даже никогда не интересовало – поправилась ты или умерла. Я вообще заставила себя забыть, что у меня когда-то был ребенок. И других детей я тоже не хотела. Меня Макар рожать уговорил. Вбил себе в голову, что ему обязательно нужен наследник.
– Да и не надо было вам рожать, – горько усмехнулась Мария. – Получилось бы куда честнее.
– Может, ты и права, – легко согласилась Кривцова. – Но я ждала – а вдруг когда-нибудь я все-таки окажусь способна на материнские чувства, замирание сердца, восторг, что ребенок – плоть от моей плоти… Не дождалась. Есть женщины, что созданы для материнства. А есть такие, что нет. Это факт, и придется его признать. Признать – нам обеим.
– Что ж. По крайней мере, вы честны, – вздохнула Мария.
Елена Анатольевна задумчиво взглянула на нее и продолжала:
– Хотя вот смотреть на тебя мне приятно, не скрою. Ты красива. Спортивна. Умна. Даже жаль, что не я тебя такой вырастила…
– Зато никаких бессонных ночей, никаких детских болячек и подростковых безумств, – в тон ей произнесла Мария. – Готовый и успешный ребенок, очень удобно.
И твердо добавила:
– Я на самом деле очень рада… что моей подлинной матерью оказались не вы.
– А зачем тебе вообще было нужно меня искать?.. – с любопытством произнесла Кривцова.
– Сначала, как и все дети, я думала, что мама обрадуется, когда узнает, что я жива… Потом выяснила, кто вы и какое положение занимаете, и поняла, что давно вы о том ребенке забыли… И мне просто любопытно стало: какая она, моя родная мама? Безупречная, как в журналах, по телику?.. Или – обычная женщина?.. Ну, и понять, конечно, хотелось, почему вы меня бросили…
– Если бы я знала, что ты здорова, я бы не оставила тебя никогда, – твердо заявила Елена Анатольевна.
– Да нет, наоборот, спасибо вам – что оставили, – грустно усмехнулась Маша. – Меня удочерили замечательные люди. И я хотя бы узнала, как это здорово, когда тебя любят. А не спихивают на нянек, как Лизу…
– Ты тоже умеешь быть безжалостной, – спокойно констатировала Кривцова.
Мария печально улыбнулась в ответ:
– Ваша кровь.
И задумчиво произнесла:
– Мне только что позвонила подруга. Она ведет светскую хронику. И сказала, что Макар погиб. Взорвался на своей яхте. Это правда?
– Я что-то об этом слышала, – усмехнулась Елена Анатольевна. И равнодушно добавила: – Но подробностей не знаю.
– А я ведь вчера вместе с ним на «Царевне» была, – небрежно молвила Маша.
– Что?.. – Кривцова побледнела.
– С начала четвертого до половины пятого. А потом меня Володин домой отвез.
