Подводная жизнь, ирреальная сама по себе, в тифозном бреду казалась и вовсе фантасмагоричной. И кто знает, может быть, белый кружок дамской визитки грезился ему кружком света в конце кошмарного тоннеля. С каждым днем Клочковский чах и ник. Любой вид тифа сопровождается не только чудовищной общей слабостью, но и галлюцинациями, бредом, полной безучастностью к своей жизни и окружающему миру. Как он еще управлял своим подводным кораблем — одному Богу известно.
8 сентября Грудзинский доложил о болезни командира радиограммой в штаб флота и получил на выбор два варианта действий: либо ночью осторожно подойти к полуострову Хелла и высадить Клочковского в Гдыне, либо отправить его в шведский порт на Готланде. Но Клочковский отверг и то, и другое. Он «первый после Бога» на корабле повелел идти в Таллин. Белый кружок дамской визитки обладал для него в те горячечные дни непреложностью самого наисекретнейшего приказа. Рыцарь, погонявший морского коня навстречу даме сердца, искренне полагал, что и остальным его пятидесяти девяти оруженосцам будет в Таллине гораздо лучше, чем у суровых шведов или надменных англичан.
Итак, изумив всех — от командующего польским флотом адмирала Унруга до командующего эстонских ВМС капитана Мери, озадачив главу кригсмарине адмирала Редера и Главкома МВФ СССР адмирала Кузнецова, — подводная лодка «Орел» на рассвете 15 сентября вошла в Таллинский порт.
Командора-подпоручика Клочковского отнесли с корабля на носилках и на военной карете «скорой помощи» незамедлительно отправили в Морской госпиталь. Вслед за ним отвезли и еще одного больного — лодочного санитара Барвиньского.
Как и обещал Клочковский своему экипажу, эстонцы приняли поляков довольно радушно: приготовили весьма сносное жилье в одном из корпусов Морского госпиталя, истопили сауну, прислали свежих продуктов. И все было бы хорошо, если бы воскресным утром 17 сентября в Торговую гавань, где стоял «Орел», не пришел вместе с толпами любопытствующих горожан некий русский эмигрант, назовем его пока господин РЭМ — по первым буквам его печального статуса. Именно ему и суждено было стать тем роковым вестником, который неосторожным словом пустил в действие пружину большой истории, закрученную европейскими политиками и отданную на спуск лишь воле случая. Случаю ли, Провидению, Богу было угодно, чтобы на пусковую кнопку нечаянно нажал — себе на погибель, на беду народам и странам — этот самый господин РЭМ, который заговорил с капитаном Грудзинским, курившим на причальной стенке, о своих однокашниках по Морскому корпусу. Грудзинский был немало удивлен, что его прямой начальник, командир дивизиона подводных лодок командор-поручник Александр Могучий учился вместе с этим пожилым бородачом, одетым столь непрезентабельно. Но он был потрясен до глубины души, когда господин РЭМ между прочим обронил, что сегодня утром, как передали по радио, советские войска вторглись в восточные районы Польши и начали движение навстречу германским войскам. Грудзинский попросил повторить это сообщение перед офицерами «Орла». Те выслушали его в мрачном молчании. Теперь ни у кого не оставалось сомнений: капитан Грудзинский прав — надо уходить в Англию и драться за Польшу там. Никаких интернирований! Пока отчизна между молотом и наковальней, бесчестно военным людям благоденствовать за кордоном.
Легко сказать — уходить в Англию, когда на причале и по палубе топчутся чужие часовые, когда выгружены снаряды, сняты с орудий замки и прицелы, изъяты из штурманской рубки все карты и половина торпед лишена запальных стаканов. Легко сказать — уходить в Англию, когда балтийские проливы перекрыты немецкими и шведскими сторожевиками, засыпаны минами, осветительными авиабомбами.
Мысль о побеге из Таллина зародилась в офицерских головах едва ли не сразу, как на палубу «Орла» вступили эстонские жандармы, а в отсеках стали хозяйничать моряки с подводной лодки «Лембит», доставленные на борт польской субмарины, чтобы привести ее в негодность к самостоятельному движению и к бою. Работы им было немало: эстонские офицеры заявили, что им поручено рассоединить гребные валы с электромоторами и дизелями, демонтировать радиостанцию и гирокомпас, выгрузить атрбоезапас, вывинтить взрыватели из торпед, изъять штурманские карты. Поляки охотно принялись «помогать» своим иностранным коллегам. О том, как они это делали поведал польский журналист Ежи Пертек в своей книге об «Орле», но об этом чуть позже. А пока важно заметить то, о чем не упомянул Пертек. Все колебания и сомнения насчет побега отпали разом, как только моряки узнали новость, принесенную им господином РЭМом: сегодня утром 17 сентября Сталин напал на Польшу с востока. Страна в тисках меж двух армад. Благоденствовать в тихом Таллине — измена! Надо действовать. И они действовали, «помогая» эстонцам разоружать корабль.
Результатов этой «помощи» не понадобилось долго ждать. В условленную минуту поручник Пясецкий позвал из кормового отсека на палубу эстонского офицера, помогавшего разряжать торпеды. Как только эстонец вышел, матросы Пшондак и Гелдонь перепилили стальной трос, на котором надо было вытаскивать торпеды через люк, и таким образом возникла вынужденная пауза в работе. В порту нужного троса не оказалось. Поиски в других местах затягивали выгрузку до вечера. Не забудем, что дело происходило в воскресенье. Поэтому выгрузку кормовых торпед перенесли на понедельник.
Точно так же и в других отсеках команда саботировала демонтаж агрегатов, но делала это так, чтобы не возбудить подозрений эстонских моряков. Старшина команды радиотелеграфистов боцман Котецкий, вынужденный разбирать гирокомпас под надзором эстонского радиотехника, трудился довольно споро, а когда эстонец перестал его сторожить, ушел в другой отсек, быстро собрал агрегат и запустил его, чтобы ввести в меридиан к моменту бегства. Эстонскому офицеру, который находился в отсеке и спросил, что это там шумит, он ответил, что включил электромотор дополнительной вентиляции.
Точно так же удалось оттянуть и рассоединение гребных валов, когда хозяин дизельного отсека старший боцман Фотерек категорично заявил эстонцам: «Прежде чем производить демонтаж, необходимо все тщательно вычистить и смазать». Эстонцы не сориентировались и не стали настаивать на ускорении работ. Можно с полной уверенностью сказать, что никто из них не заподозрил команду в замысле побега. Итак, с госпитализацией Клочковского в командование «Орлом» вступил его заместитель Грудзинский.
ВИЗИТНАЯ КАРТОЧКА. Капитан флота Ян Грудзинский, воспитанник Львовского кадетского корпуса. 32 года. Невысокий щуплый брюнет. Холостяк. Скромный, тихий, даже робкий, отчего заслужил среди матросов кличку «Паненка» («Девица»). Однако спокойный, упрямый, сильный духом моряк.
ВИЗИТНАЯ КАРТОЧКА. Поручник флота Анджей Пясецкий. 28 лет. Полная противоположность Грудзинскому — рослый, уверенный в себе офицер. Минер. Любимец команды. Кличка — «Пабло». Единственный, кроме Клочковского, женатый офицер на корабле. Родом из Станиславского воеводства. Окончил Гдыньскую школу подхорунжих флота в 1932 году.
Больше всего Грудзинского и Пясецкого беспокоило то, что «Орел» стоит кормой к выходу из портовых ворот. Но эту проблему неожиданно помогли решить сами эстонцы. Чтобы облегчить выгрузку торпед из кормовых аппаратов, буксир развернул подводную лодку носом на выход. Фортуна сама шла навстречу смельчакам. Список ее благодеяний, пожалуй, завершил план гавани с нанесенными на нее мелями и подводными скалами, который принес после обеда на лодку их утренний герольд — престранный господин РЭМ. Он передал Пясецкому иконку Владимирской богоматери, завернутую в самодельную карту.
