«Зеехунды» появились на театре боевых действий под самый занавес войны — в 1945 году. Они действовали из захваченных немцами голландских портов в Ла-Манше, охотясь за транспортами союзников на трассе устье реки Шельды и Темзы. Действовали довольно успешно, потопив в общей сложности 9 и повредив 3 англо-американских судов. Среди 35 невернувшихся в свои базы «зеехундов» был и тот, который всплыл нынешней весной.
Надо же такому случиться, что незадолго до этого происшествия я познакомился с одним из выживших командиров подобных карликов-«зеехундов».
…Англия — великая музейная держава. На любое человеческое дело, искусство или увлечение устроен свой музей. Музей железнодорожного транспорта и музей чая, музей королевской авиации и музей кукол, музей кино и, конечно же, королевский военно-морской музей подводных лодок… Последний расположен в одной из гаваней Портсмута, морского города на южном берегу Британии.
Здесь собрана редчайшая коллекция подводных кораблей: от океанской субмарины «Элиэнс» до сверхмалых подлодок времен второй мировой войны и человекоуправляемых торпед…
На сто репортерских дел такая удача выпадает лишь раз. Я попросил пожилого господина сфотографировать меня на фоне карликовой подводной лодки «Зеехунд». Он нажал на кнопку и, возвращая камеру, сказал:
— А ведь это мой корабль. Я воевал на нем в апреле 45-го.
Так я познакомился с бывшим лейтенантом кригсмарине Алвином Гуллманом. Рослый крепкий чернобровый он никак не тянул на свои семьдесят с гаком. Гуллман говорил по-английски так же плохо, как и я, поэтому мы прекрасно понимали друг друга. Кружка пива в примузейном буфете сдобрила наш разговор.
На закате второй мировой, когда неограниченную подводную войну Германии против Англии резко ограничила противолодочная авиация, оснащенная радарами, немецкие конструкторы в кратчайшие сроки разработали проект двухместных подводных лодок «Зеехунд» («Тюлень»). Эти стальные «тюлени» оказались для англичан опаснее больших стальных «акул». И прежде всего потому, что испытанное и эффективное оружие — самолеты — оказалось бессильным против карликовых и очень юрких субмарин. С января по апрель 1945 года в составе немецких военно-морских сил действовало свыше ста «зеехундов». (Всего построено 250.)
Дебют этих утлых, но тем не менее грозных корабликов был печален: в декабре 1944 к берегам Англии отправилась флотилия из 18 «единичек». Вернулись только две субмарины, остальные сгинули безвестно. Оставшиеся в живых подводники рассказали о жестоком зимнем шторме, который и погубил их товарищей. Это было немудрено, если учесть, что в длину «тюлень» не превышал двенадцати метров, а в ширину — полтора. Водоизмещение — 14,9 тонн. Одним из них таких «зеехундов» и командовал мой новый знакомый.
— Главное преимущество сверхмалой лодки — в сверхбыстром погружении. Мы ныряли за шесть секунд. Рекорд — четыре. Обычные лодки уходили под воду при самых экстренных действиях каждого члена экипажа за 27–30 секунд. Чаще всего этого было недостаточно, чтобы укрыться от авиабомбы на глубине. Мы же могли подразнить летчиков, поиграть со смертью в кошки-мышки. А что вы хотите? Нам было по двадцать — чуть больше, чуть меньше — лет. Мальчишки, фенрихи…
Бывало так. Видишь, что английский самолет тебя засек и разворачивается, чтобы набрать высоту для атаки. Я не спешу, даю ему возможность слегка удалиться. Как только он становится размером со шмеля — сигарету за борт, соскальзываю в рубочный люк на свое сиденье, задраиваю крышку над головой и ныряю прямо с работающим дизелем. На безопасной глубине стопорю его и перехожу на электродвижение…
— С работающим дизелем? А воздух откуда?
— Воздух цилиндры высасывали из самой лодки. Его и так там было не так уж много, но на несколько секунд подводного хода хватало. Конечно, ощущение не из приятных, когда из стальнбй бутылки выкачивают воздух — болят уши, круги перед глазами. Но на войне, как на войне…
Еще одно важное качество: в надводном положении крошечная рубка почти не отражала радиолокационных волн и потому мы были почти невидимы для самолетных радаров. Но самое главное преимущество наших «малюток» состояло в том, что взрывы глубинных бомб не причиняли ей особого вреда. Ударной — гидродинамической — волне просто не за что было зацепиться на куцем корпусе. Она просто отшвыривала лодку, как мячик. Надо было только покрепче держаться. В такие минуты мы натягивали на головы танковые шлемы, чтобы не разбить лбы. Я не раз попадал в такие переделки. Но больше всего досталось моему приятелю лейтенанту Ливониусу. Его «зеехунд» выдержал удары 76 глубинных бомб. Некоторые взрывались в считанных метрах от борта. От сильных сотрясений корпуса вышла из строя аккумуляторная батарея, лодка лишилась подводного хода и бездвижно опустилась на грунт. Погас свет. Над головами Ливониуса и его инженер-механика простиралась 60-ти метровая толща воды. Оба оказались заживо похороненными в темном стальном гробу. Воздуха им хватало всего на пару часов. Им оставалось уповать только на Бога. И Бог послал им спасение в виде сильного подводного течения. На его восходящем потоке они и всплыли ночью на поверхность моря, откачали воду, отремонтировали дизель, и на обратном пути еще сумели выдержать атаку шести английских канонерок.
— Но толк-то от вашего риска был?
— Да. По данным английских источников «зеехунды» потопили судов общим водоизмещением свыше 120 тысяч тонн. В том числе и английский эсминец «Хэлдон»… Мы не считали себя камикадзе, смертниками. У нас было право в случае безвыходного положения сдаваться в плен. Разумеется, мы пренебрегали этим правом. Мы были очень молоды и потому самоотверженны, считали, что воюем с исконным врагом Германии — англичанами. Многие из моих приятелей лежат вон там, — Гуллман показал кружкой в сторону сверкавшего под солнцем Ла-Манша. — Мне повезло. Я воевал всего один месяц — в апреле сорок пятого.
Лозунг нацистов «пушки вместо масла» престранно переиначился в последние дни войны: «масло вместо торпед». Так сняв боевые торпеды и подвесив вместо них емкости с растительным маслом и топленым салом, три «зеехунда» доставляли в осажденный англо-американцами Дюнкерк столь необходимые голодавшим солдатам жиры. Обратно вывозили письма. Участь этих корабликов была незавидна: в дни капитуляции их затопили под Дюнкерком. Правда, потом их подняли и распределили по морским музеям Франции и Британии.
Так получилось, что вскоре после беседы с бывшим командиром «зеехунда» я оказался в Кронштадте, где стоит уникальная карликовая подлодка российской разработки — «Пиранья». Обладая всеми достоинствами «зеехунда», наша сверхмалая субмарина приобрела множество новых качеств, которые поставили ее в ряд лучших в мире кораблей своего класса. Титановый корпус позволяет ей уходить на глубину до двухсот метров. Кроме трех членов экипажа, «Пиранья» может нести и 6 боевых пловцов. Она приспособлена также и для постановки морских мин.
На международной выставке вооружений в Абу-Даби «Пиранья», созданная в питерском СПМБМ «Малахит», получила высшие баллы. Но это не спасло уникальный корабль от печальной судьбы. Общая беда всего флота (да и всей России) — безденежье — поставила ее на мертвые якоря в углу кронштадтской гавани. По злой иронии рока, «Пиранье» выпало сниматься в кинокомедии «Особенности национальной рыбалки». Она блестяще сыграла свою роль. Но как хочется верить, что ей выпадет более серьезный шанс на морском театре.
