– Эмир, Эмир! Отбей этого нахального немца от меня. Чего он ко мне пристал? (Это дословно, как он говорил.)
Услышав эти слова, я понял, что командиру угрожает опасность, немедленно надо оказать помощь, зря он не будет о ней просить открытым текстом по радио. Но как определить в такой обстановке, где командир, а где угроза? Я немедленно прекратил очередную атаку Ю-88, отвернул самолет влево, вправо, ищу вокруг себя, но не могу определить, где командир. Вижу, самолет идет в глубоком вираже, за ним второй. Бросаюсь наперерез, пока не ясно, чужой ли сзади. На всякий случай даю длинную очередь с большим упреждением – а вдруг свой? Увидев трассу, задний самолет резко разворачивается в мою сторону и уходит вниз. Это был ФВ-190.
Бой длился не больше 12–15 минут. Отбивая атаки истребителей, мы все же имели возможность наносить поражение бомбардировщикам. В этом бою наша группа сбила еще пять самолетов противника, не потеряв своих ни одного. Домой мы вернулись уже не группой: кто по одному, кто парой. Но вернулись все и сели благополучно на своем аэродроме. При третьем нашем вылете противник уже не появился. Наш вылет прошел впустую. Леон Иванович решил сделать перерыв в сумеречных вылетах. В дальнейшем никаких указаний свыше не последовало о возобновлении таких вылетов. Немцы бросили свою затею, перестали появляться над нашими войсками в этом районе, а через несколько дней началось великое Орловско-Курское сражение на земле и в воздухе. Надо сказать, что немцы к этому времени были уже не те, что в первые годы войны. Моральный дух немецкой армии резко пошатнулся после Сталинградского сражения. Силы в воздухе уже были почти равными, а моральный дух наших войск – сильно приподнятым. Хотя враг еще был силен, но инициатива в воздухе заметно переходила в руки наших летчиков. Все более ощутимо и явно назревал великий перелом в ходе Второй мировой войны.
На орловско-курском направлении
В первый день операции мы работали на сопровождении своей авиации до целей и обратно. День кончился благополучно. Можно сказать, начало было удачным. В этот день наш полк сбил два ФВ-190. Один – мой ведомый Мельник-Королюк и второй – летчик первой эскадрильи Кожевников. Своих потерь и потерь сопровождаемых нами бомбардировщиков не имели.
Поздно вечером из штаба дивизии пришло сообщение: «К утру подготовить восемь Ла-5 для выполнения особого задания». Командир полка выделил мою четверку и четверку Николая Спириденко от второй эскадрильи. Подготовились и ждем задание. Свыше сообщили, что командующий армией выехал к нам, и задачу на вылет будет ставить лично он. Нас уже любопытство взяло. Какое же это особое задание, почему держат в секрете?
Командующий появился неожиданно и прямо к нам на стоянку. Поздоровался с каждым летчиком отдельно за руку, спросил о нашей готовности и говорит:
– На участке железной дороги Брянск – Карачев бронепоезд немцев не дает поднять головы нашим войскам. Надо во что бы то ни стало обнаружить и уничтожить бронепоезд.
– Товарищ командующий, у нас бомбы не подвешены, разрешите дать команду – подвесить! – докладываем ему с Николаем Кузьмичом.
– Нет, нет, ребятки, бомб не надо. Эту задачу будет выполнять шестерка штурмовиков. Ваша задача сопровождать их и помочь отыскать бронепоезд.
– Задача ясна, товарищ командующий. Когда вылет? – спросили мы.
– Минут через 15–20 «илы» будут над вами. Вылет по их появлении.
– Все ясно, разрешите по самолетам, товарищ командующий?
Командир полка, присутствовавший здесь, напомнил:
– Товарищ командующий! Вы обещали еще что-то сообщить летчикам!
– Чуть не забыл, спасибо, Сорокин, что напомнил. Условия успеха в операции таковы: кто непосредственно попадет и разобьет бронепоезд, представляется к званию Героя Советского Союза, а все остальные участники вылета награждаются орденами Красного Знамени. Штурмовики об этом знают.
Через несколько минут мы уже были в воздухе и пристроились к «илам». Пришли в указанный район, походили вдоль дороги туда и обратно. И тут слышу по радио голос ведущего штурмовиков:
– Цель вижу, обеспечьте работу!
Я увидел в лесу бронепоезд, когда он на куски развалился после первого же захода штурмовиков. Настроение прекрасное, в воздухе, кроме нас, никого нет, слабый зенитный огонь противника прекратился, штурмовики разворачиваются для второго захода. Все в порядке. Все летчики довольны, несколько радостно возбуждены – это чувствуется по отдельным репликам по радио. Второй заход штурмовики сделали так же успешно. От бронепоезда только щепки летят. Больше здесь делать нечего. Пошли домой. Проводили мы «илов» до их аэродрома, поблагодарили взаимно друг друга за удачную работу, и мы тоже пошли к себе домой.
Как положено, составили подробное боевое донесение о вылете и о результатах, все в полку радуются за успешный вылет. Леон Иванович приказал всей нашей восьмерке отдыхать, на очередное задание не пустил. Казалось бы, все правильно, и задание выполнено, и бронепоезд больше не существует. Так должно было быть. Но… так не было. Рано, очень рано мы обрадовались и так легко и быстро похоронили немецкий бронепоезд. Примерно минут через сорок после нашей посадки командир полка срочно вызывает нас и сообщает:
– Только что звонил командующий, ругается на чем свет стоит. Бронепоезд опять не дает подняться нашей пехоте.
– Что же, он воскрес снова, или их там было два? – спрашиваем.
– Нет, был один, есть один, воскресать ему нечего, он цел и невредим, – говорит Леон Иванович.
– Мы же видели, как бронепоезд был разбит до основания, – возражаем мы.
– Нет, братцы вы мои, – говорит командир. – Немцы не такие простофили, какими мы хотим их видеть. А наоборот, они еще сильны и хитры. Разбит был только макет бронепоезда, искусно изготовленный и замаскированный, а настоящий цел и невредим и по-прежнему мешает нашей пехоте.
Ну что можно сказать? И злость, и обида, и стыд – все на лице. Вот почему он так легко нам дался! Потому что был сделан только из фанеры и здорово разукрашен. Что же, немцы обманули нас красиво. «Один-ноль» в их пользу.
Приказано немедленно вылетать с той же задачей в тот же район. Вылетели двенадцать «илов», шестнадцать Ла-5. Минут двадцать искали, пока обнаружили настоящий бронепоезд, сильно замаскированный на изгибе дороги в лесу. Как только немцы поняли, что обнаружены… и мы поняли, что это уже не макет, а настоящий бронепоезд, по нам открыли сильнейший зенитный огонь, и не успели наши штурмовики стать на боевой курс для атаки, как появилось больше двадцати ФВ-190 и Ме-109. Начался ожесточенный воздушный бой. Над бронепоездом кружили и дрались полсотни самолетов. Сильный зенитный огонь в основном обрушился на наших штурмовиков, которые внизу упорно повторяли атаки по бронепоезду. Часть немецких истребителей пыталась сковать наших истребителей воздушным боем, а часть набрасывалась на «илы». Мы понимали намерение немцев. Они любой ценой должны были не дать возможность поразить свой поезд нашим «илам». Поэтому мы вынуждены были направлять свое внимание на надежную охрану своих штурмовиков. Таким образом, мы находились в худших тактических условиях, чем немцы. Не буду описывать сложную динамику этого воздушного группового боя. Бой был резким, жестоким с обеих сторон. Моторы работали на максимальных мощностях за все время боя. Наши штурмовики со своей задачей справились блестяще. Бронепоезд был уничтожен. Вся наша группа стала отходить на свою территорию с боем. Немцы еще долго преследовали нас, но затем отстали.
