А вслед за Соней ушел ее нелепый поклонник, Илюша. А потом и менеджер – хваткий, но недалекий Марат…
Вряд ли они все попали в рай.
* * *
Последние два дня дались Андрею Борисовичу тяжело. До такой степени, что пришлось перемещать нитроглицерин из нижнего, дальнего, ящика поближе к себе, в верхний, и давать секретарше строгий наказ – с малонужными абонентами не соединять, по мелочам не дергать. Казино, в конце концов, – это отточенный механизм. Должно само функционировать, без неусыпного контроля, а лотерей и концертов (такие-то мероприятия без призора никак не оставишь), к счастью, на ближайшее время не планировалось.
Андрей Борисович стал запирать дверь в свой кабинет (раньше-то декларировал, что каждый, от игрока до крупье, может в любое время являться с любой же проблемой). Подверг строжайшей селекции входящие телефонные звонки – категорически исключил журналистов и потенциальных скандалистов. Даже обладателей «золотых карт» (крупных, на особом положении игроков – они любили без предупреждения заявляться к нему на кофе с ликером) отсек – велел секретарше извиняться и говорить, что он на совещании.
Сослуживцы, молодцы, в положение вошли. Секретарша, по виду – типичная болоночка, стаканчик с сахарным сиропом, словно по волшебству обратилась в ретивого бультерьера, сторожит приемную накрепко. Пит-боссы – раньше-то по любому пустяку, даже если игрок с крупье повздорит, к шефу бежали разбираться – быстро привыкли справляться с игровым залом своими силами. Даже охрана, вот уж скопище бестолковых, перестала лажаться: алкашей, судимых, беспаспортных и «стоп-листников» в помещение не пускает. Да и деятели из уголовки – в первые-то сутки после Сонечкиной гибели покоя от них не было – наконец свою активность умерили.
«Еще денек – и будем считать, что проскочили», – решил Черкашин.
Он взглянул на часы – двенадцать дня. Самое милое время. Игроки, «ушедшие в ночь», к этому моменту обычно проигрываются, и казино, с обидами и претензиями, но – покидают. А «свеженькие», утренние посетители – это домохозяйки (с ними проблем не бывает) и богема – те иногда буянят, но несильно, охрана всегда сама справлялась. И поэтому Андрей Борисович весьма удивился, когда пропищал интерком и секретарша доложила:
– В игровом зале клиентка чудит.
– Но ведь я же просил, Леночка… – раздосадованно начал Черкашин.
– Но она – сильно чудит. Менеджер ее уже полчаса успокаивает. И все без толку.
– Значит, вывести! Вы что, маленькие? – рявкнул Андрей Борисович.
– Очень забавная клиентка. Говорит, что наше казино себе в убыток работает, – заговорщицки сообщила Леночка.
– Ах, вот как? – Черкашин против воли ухмыльнулся. – Забавно… А в каком зале?
– В самом дешевом, ясное дело, – саркастически хмыкнула секретарша. И не удержалась, пофилософствовала: – Разве ж богатые о благополучии казино позаботятся?
«Старуха, наверно, какая-нибудь сумасшедшая», – думал Черкашин, пока спускался в игровые залы. Психи в казино вообще-то не редкость, он за годы работы всякого навидался. Но таких безумцев, чтобы о доходах казино пеклись, и в самом деле еще не встречал.
…Клиентка, против ожиданий, оказалась довольно молодой. Не девчонка, конечно, не Сонечка – но явно не старше тридцати. И глаза приятные – глубокие, берущие за душу. Она сидела за рулеткой, напряженно выпрямившись на неудобном игровом стульчике. За ее спиной кучковалась пара охранников – выглядели секьюрити весьма растерянно.
– Вообще не знаем, что делать… – виновато обратился один из них к Андрею Борисовичу.
– Что у вас, лапочка, случилось? – по-отечески, будто добрый доктор, спросил девушку Черкашин.
– Это вы – самый главный? – строго спросила она.
– Да. Я управляющий. Андрей Борисович Черкашин, – слегка поклонился он.
– Тогда вам должно быть интересно, – кивнула девушка. – Вот он (кивок на крупье) постоянно выигрыш подсчитывает неправильно. Математики, что ли, совсем не знает? Нужно, скажем, пятьдесят долларов выдать – а он пятьдесят пять выдает. Я уже несколько раз замечала.
Черкашин вопросительно посмотрел на дилера. Тот мученически закатил глаза: «Дура, мол. Что ж я, больной – себе в убыток играть?»
– Странно, – притворился взволнованным Черкашин. – У нас раньше никогда такого не бывало. Может, вместе посмотрим, как он играет?
– Давайте, – согласилась девушка.
Водрузила несколько фишек на числа, сплиты и корнеры, велела дилеру:
– Крутите.
Тот бросил шарик, рулетка завертелась. Выпало восемь, одна из фишек девушки, сплит на 8—9, выиграла. Крупье молниеносно отсчитал ей 17 долларов – строго по правилам.
– Ну, что – сейчас он тоже ошибся? – поинтересовался Черкашин.
– Сейчас – нет. Вас, наверно, боится, – пожала плечами девушка.
– Попробуем еще раз? – предложил Андрей Борисович.
– Можно, – кивнула странная посетительница. И посмотрела на Черкашина благодарно, сказала вполголоса: – Никогда не думала, что в игорном доме – может быть такой интеллигентный директор.
Андрей Борисович не был директором, не считал себя интеллигентом и давно научился не покупаться на льстивые речи – но комплимент странной дамочки все равно пролился на душу живительным бальзамом.
А девушка слегка улыбнулась ему – и отвернулась к рулетке. Поставила опять и снова выиграла – в этот раз поменьше, всего девять, на ряд.
– Ну, вот видите, как вам везет, – успокаивающе проговорил Черкашин. – И выигрыш – вам совершенно правильно выдают.
А девушка посмотрела на него своими огромными, грустными глазищами и неожиданно всхлипнула. Горько и обиженно, словно ребенок.
– Ну, а сейчас что не так? – всполошился Черкашин.
Она опустила глаза и прошептала:
– Андрей Борисович… Мне нужно с вами поговорить. Наедине.
Несчастная. Беззащитная. Испуганная. Впрочем, журналисты, как уже понял Черкашин, способны принимать и не такие личины.
– Вы, собственно, кто? – строго спросил он.
– Я – Надя Митрофанова.
– Из какого издания?
– Издания? – удивилась девушка. – Не из какого… Я в библиотеке работаю. Давайте отойдем отсюда, пожалуйста!
– Что вам от меня нужно? – Он не двинулся с места.
– Только совета, – заверила девушка. – Совета, как мне быть. – Она еще больше понизила голос: – Дело в том, что это я… я тогда, на показе, нашла Соню… В женской уборной…
– О, господи, – выдохнул Андрей Борисович. – Ладно, пойдемте.
В святая святых, в кабинет, впрочем, девицу не повел – сели в уголке пустого, в связи с утренним временем, бара.
Надя, похоже, очень смущалась – в кресле угнездилась на самом краешке, руки вертит – крутит, не знает, куда спрятать.
