– Ну, не на сто процентов, конечно. Однако такая вероятность, как говорится, не исключена.
– Давай поцелую, – неожиданно предложила Надя.
– Зачем? – опешил журналист.
– Экий ты вежливый, – усмехнулась Надя и чмокнула Полуянова в щеку. – На радостях! Это же какая получается схема! – Она села на постели – и даже внимания не обратила, что кофточка у нее подрасстегнута, а добрая половина бюста выставлена на Димино обозрение. – Ты ведь помнишь, как было? Считается, что Сонин труп нашла я, – но я ведь ее даже не видела, я в туалете перед зеркалом стояла, а она… она лежала в кабинке. Потом пришел Марат – именно он открыл дверь в кабинку и наткнулся на тело. И выскочил оттуда, кстати, не в сию же секунду… Значит, там эта пуговица и была, где-то на видном месте. Пуговица от костюмчика доктора Блохиной. – Надя зябко поежилась.
Полуянов не спускал с нее внимательного взгляда. Попросил:
– Продолжай!
– Это я в полном шоке была, а Марат – все-таки мужчина. Хоть и труп перед глазами, он не растерялся. И быстро скумекал, что к чему. В модельном же бизнесе работает, привык, наверно, замечать, кто во что одет… Так что пуговицу мигом приметил, подобрал и от следствия скрыл, а сам начал докторшу шантажировать. За что и поплатился. Супер картинка получается!
– Супер, – согласился Полуянов.
Вдруг склонился к Надежде и впился в ее губы требовательным поцелуем.
Сказать, что она опешила – не сказать ничего. Полуянов, Димка, друг детства! Давний, недостижимый идеал!.. Красивый, мужественный, умный, из иного, сияющего и успешного мира!..
– Что… ты… делаешь? – прошептала Надя, отвечая на его поцелуи.
– Не говори ничего… Просто ничего не говори… – тихо и ласково попросил журналист.
Его рука, теплая и сильная, скользнула на ее грудь, нежно коснулась сосков, поползла ниже… Наде было и приятно, и страшно.
И тут зазвонил телефон. Димин мобильник. Мелодия у звонка оказалась неприятная – словно сирена у «Скорой помощи». Надя вздрогнула.
– Ч-черт… – пробормотал журналист.
Надя ждала, что он прибавит: «Плевать!» Но Полуянов досадливо отстранился. Виновато пояснил:
– Это с работы.
Схватил аппарат и рявкнул:
– Слушаю!
Надя же принялась лихорадочно застегивать кофточку и поправлять волосы. Вот дура она! На любовь губу раскатала, а журналист, похоже, просто свободное время с ней проводил. А с работы позвонили – так «любовь» сразу и кончилась.
Дима же тем временем строго сказал в трубку:
– Как, вы сказали, вас зовут? Да, очень приятно…
Надя с удивлением наблюдала, как вытягивается его лицо. Прошептала:
– Кто это?
«Сонькин отец», – черкнул Полуянов на страничке блокнота.
Митрофанова в изумлении покачала головой. А журналист – его тон теперь заметно смягчился – продолжал:
– Вы в редакции?! Хорошо, я подъеду… Нет, через десять минут не получится. Через полчаса… Дождетесь?.. Отлично! Да, не волнуйтесь. Деньги я привезу.
Он нажал на отбой, растерянно пробормотал:
– Ну и дела…
– Что, правда – Сонин отец? – затеребила журналиста Надя.
– Да.
– А что он хочет?
Полуянов не без сожаления взглянул на ее глухо застегнутую кофточку.
– Говорит, что читал «Смерть на подиуме». И другие мои статьи. Ему понравилось. И он встретиться хочет. Как можно быстрее. У него якобы есть для меня эксклюзивная информация.
– Так езжай быстрее! – Надя даже подпрыгнула.
– Он поддатый. А за свой эксклюзив – пятьсот баксов требует.
– Вот как… – нахмурилась Надя.
– Сказал, ровно полчаса меня ждет. А потом – уходит в «Московский комсомолец». Там, говорит, ему и «штуку» заплатят.
– По-моему, натуральное вымогательство, – покачала головой Митрофанова.
– Но съездить все равно надо, – произнес журналист. И строго добавил: – Если ты со мной, то собирайся очень быстро. Через три минуты выходим.
Тон – ледяной, взгляд – надменный. Куда только делся человек, который всего пять минут назад страстно ее целовал?.. И склонялся к ее груди беспомощным затылком…
– Нет, Дима, езжай лучше сам, – покачала головой Митрофанова.
– А ты?
– А я тут тебя подожду. – Она спохватилась и прибавила: – Если ты не возражаешь, конечно.
– Чего мне возражать… – пробурчал журналист (голос, показалось Наде, стал совсем уж недовольным).
И она поспешно добавила:
– К телефону подходить не буду, в твоих вещах рыться – тоже. Только в Интернет, если можно, слажу. У тебя ж, наверно, выделенная линия?
– Да лезь ты, куда хочешь, – хмыкнул Димка. – И трубку снимай. – Он подмигнул: – Только если барышни будут звонить – моей тетушкой представляйся. Из Саратова.
– Договорились, племянничек, – улыбнулась Надя. – Беги, а то опоздаешь.
Она улыбнулась вслед Диме.
Ну и пусть их любовь пока окончилась ничем. Все, наверно, еще впереди. Ну, а пока не об амурах надо думать, а о совместном расследовании. Наде очень хотелось внести в него весомый вклад, и уже второй день ей не давала покоя одна мысль – давно пора проверить…
Месяц назад
В кабинет к главному врачу Надю пригласили после изнурительных сорока минут в холле.
– Присаживайтесь и давайте поговорим, – молвила Ирэна Валентиновна Блохина.
Надя неуверенно опустилась в кресло. Она всегда терялась в присутствии таких женщин – холеных, самоуверенных, жестких. И, что скрывать, слегка завидовала – как только им все удается? Своя клиника, бриллианты на пальцах, а выглядит – будто юная девушка. Матовая кожа, прекрасные зубы, точеная фигура… Только глаза – много повидавшие, взрослые.
– Я посмотрела ваши анализы, – начала Ирэна Валентиновна и внимательно, изучающе взглянула на Надю.
Митрофановой захотелось съежиться. Казалось, будто Блохина видит ее насквозь – и как она зарплатные копейки считает… и одежду чаще всего подбирает в «Сток-центре»…
– По большому счету, – произнесла Ирэна, – с вами все в порядке. И в районной поликлинике (еле заметная презрительная усмешка) вам бы даже сказали, что вы практически здоровы.
У Нади будто камень с души упал. Она слабо улыбнулась:
– Ох, слава богу… А я все боялась – может, опухоль какая-нибудь…
Блохина будто не расслышала.
– Ваши жалобы, – она заглянула в Надину медицинскую карту и перечислила, – слабость, головокружение, головные боли, мушки перед глазами, учащенный пульс, субфебрильную температуру – в районной поликлинике спишут на вегетососудистую дистонию или невроз. А эти недуги в государственной медицине болезнями не считаются.
