В конце обсуждения А. Н. Косыгин сделал предложение пригласить в ближайшие дни товарища Тараки на переговоры и сообщить ему, что Советский Союз будет поддерживать афганскую революцию всеми способами, исключая ввод войск…
Следующее заседание Политбюро проходило уже с участием Л. И. Брежнева, который открыл его следующими словами: «Товарищи, я с самого начала событий, которые развернулись в Афганистане, был осведомлен о них. Я проинформирован о беседах т. Громыко А. А. с Амином и т. Устинова Д. Ф. с тем же Амином о последних событиях, которые развертывались там в течение вчерашнего дня, и в связи с этим — о беседе т. Косыгина А. Н. с т. Тараки…
Был поставлен вопрос о непосредственном участии наших войск в конфликте, возникшем в Афганистане. Мне кажется, что правильно определили члены Политбюро, что нам сейчас не пристало втягиваться в эту войну.
Надо объяснить т. Тараки и другим афганским товарищам, что мы можем помочь им во всем, что необходимо для ведения всех этих действий в стране. Участие же наших войск в Афганистане может нанести вред не только нам, но и прежде всего им».
20 марта Тараки прилетел в Москву. С благодарностью выслушивая обещания советской стороны оказать Афганистану всю возможную помощь, он настойчиво повторял, что самое главное — это советские солдаты. Именно они, по его мнению, могут спасти Афганскую революцию, которая оказалась на краю пропасти.
Длительные переговоры, вначале с А. Н. Косыгиным, А. А. Громыко, Д. Ф. Устиновым, Б. Н. Пономаревым, а вечером с Л. И. Брежневым, ничего не изменили. Стороны остались при своем мнении. Однако Л. И. Брежнев со всей определенностью высказался по вопросу об участии советских войск: ни вводить войска, ни заявлять публично о том, что они не будут введены, не следует.
Политическая ситуация в Афганистане продолжала обостряться. Вооруженным отрядам оппозиции в ряде провинций удалось захватить населенные пункты и целые районы. Упорные бои разгорелись под Джелалабадом. Бандформирования чувствуют себя там настолько уверенно, что совершают нападения на гарнизоны правительственных войск.
Главный военный советник Л. Горелов сообщал в ЦК КПСС и Министерство обороны о настоятельной просьбе Н. М. Тараки прислать хотя бы 15–20 советских боевых вертолетов с экипажами для недопущения мятежных формирований оппозиции в центр страны.
Политбюро пришло решение о нецелесообразности участия советских экипажей боевых вертолетов в подавлении контрреволюционных выступлений на территории Афганистана.
Позиция Политбюро по-прежнему однозначна. Войска вводить не следует… Однако позади ясных доводов, подтверждающих правоту этого решения, подобно надвигающейся грозе, поднимается и нависает неотступная забота: мы не имеем права потерять Афганистан.
Вновь об этом заговорил министр обороны Д. Ф. Устинов, но поддержки не получил. Правда, решительно возражал только А. Н. Косыгин. Большинство промолчало.
В начале лета вооруженные отряды мятежников перекрыли дорогу Гардез — Хост. Почти вся территория вдоль пакистанской границы контролировалась отрядами оппозиции.
Резко возросла боевая деятельность отрядов кочевых племен на востоке и северо-востоке страны. Крупное вооруженное выступление произошло в столичном пригороде Тарахель. Отряд мятежников даже пытался ворваться в Кабул.
В Москве с нарастающей тревогой следили за происходящими в Афганистане событиями, но пока ограничивались увеличением поставок вооружений и боевой техники. Понятно было, что все это работает в Афганистане не более чем на треть своих возможностей. Специалистов по обслуживанию вооружений, а главное тех, кто мог это вооружение и технику профессионально использовать, остро не хватало.
Попытки правительственных войск взять под контроль дорогу Гардез — Хост не увенчались успехом. Стратегическая трасса оставалась в руках мятежников. Ожесточенные бои в этом районе продолжались.
Юго-западнее Гардеза 59-й пехотный полк правительственных войск подвергся внезапному нападению моджахедов. До двух батальонов полка было рассеяно.
Напряженное положение сохранялось в провинции Пактия, где отмечена резкая активизация боевых отрядов мятежных племен джадран и мангал.
По сообщениям из правительства Афганистана, ситуация развивалась таким образом, что в ближайшем будущем грозила стать неконтролируемой…
Постепенно в Политбюро послышались голоса, предлагающие пересмотреть утвержденное решение Политбюро о нецелесообразности введения войск в Афганистан. Складывалось впечатление, что сам Л. И. Брежнев, под влиянием Устинова и Кириленко, склоняется к этому… Только А. Н. Косыгин по-прежнему открыто выступал против введения войск.
На основании устных указаний маршала Советского Союза Д. Ф. Устинова начиная с осени было отдано более тридцати директив, согласно которым на территории Среднеазиатского и Туркестанского военных округов было развернуто около 100 соединений, частей и учреждений. Из этого можно сделать вывод, что группировка сторонников ввода войск в Политбюро начала действовать, не дожидаясь официального пересмотра принятого решения.
Для обоих южных военных округов это было самое крупное мобилизационное развертывание за последние полвека.
Только 24 декабря на совещании руководящего состава Министерства обороны СССР было объявлено о принятии советским руководством решения о вводе войск в Афганистан.
Мысль о том, что мы можем потерять Афганистан, который тут же окажется под контролем США, перевесила все прочие доводы. Роковое решение было принято.
25 декабря в 15.00 советско-афганскую границу перешел отдельный разведывательный батальон 108-й мотострелковой дивизии. Одновременно с разведчиками границу пересекли самолеты военно-транспортной авиации с личным составом и боевой техникой 103-й воздушно-десантной дивизии. Десантники высадилась на кабульском аэродроме.
Основная масса войск вошла в Афганистан по двум направлениям. Первое: Термез — Кабул — Газни. Второе: Кушка — Герат — Кандагар. Перед ними была поставлена цель — взять под контроль основные дороги и опоясать охранным кольцом наиболее важные административные центры страны.
В январе встал вопрос, как называть советские войска в Афганистане. Просто 40-й армией было бы не совсем правомерно, поскольку в ее состав были включены соединения и части центрального подчинения.
По предложению министра обороны Д. Ф. Устинова было утверждено наименование: «Ограниченный контингент советских войск в Афганистане (ОКСВ)».
Почти сразу после ввода войск в Афганистан, в январе 1980 года, A. Л. Адамишин (в будущем заместитель министра иностранных дел России, Чрезвычайный и Полномочный посол) под впечатлением совещания у министра иностранных дел СССР А. А. Громыко записал в своем дневнике:
«Ввели мы войска в Афганистан. На редкость неудачное решение! О чем они думают? Видимо, друг перед другом упражняются в твердости. Мол, мускулы показываем. На деле же это — акт слабости, отчаяния. Гори он синим огнем, Афганистан, на кой хрен ввязываться в совершенно проигрышную ситуацию? Растрачиваем свой моральный капитал, перестанут нам верить совсем. Со времен Крымской войны прошлого века не были мы в такой замазке: все враги, союзники слабые и малонадежные. Если уж они сами не могут управлять своей страной, то не научим мы их ничему, с нашей дырявой экономикой, неумением вести политические дела, организовывать и т. д. Тем более что ввязываемся, судя по всему, в гражданскую войну, хотя и питаемую извне. Неужели урок Вьетнама ничему не научил? Ну куда нам играть роль мирового спасителя, определиться бы как следует, что мы все-таки хотим во внешних (как и внутренних) делах. Но страшно то, что вроде не этим заняты руководители. Их забота — удержаться у власти, внутренние комбинации, демонстрация идеологической принципиальности, в которой мы, кстати, тоже запутались… Акция с Афганистаном — квинтэссенция наших внутренних порядков. Экономические неурядицы, боязнь среднеазиатских республик, приближающийся съезд, привычка решать проблемы силой, догматизм в идеологии — какая там социалистическая революция, какие революционеры, темень та же, что и все. Какая им помощь! С королем-то было лучше всего, слушался».
