С такой именно точки зрения и следует рассматривать все действия Цезаря, политические и военные нераздельно, во все продолжение его войн и походов, даже с самого первого начальствования ею, в звании претора, в 60 г., в Испании. Но корень всего скрывался глубже – в самых молодых летах Цезаря, когда он только что вышел из отрочества.
1
Рядом с необыкновенными природными дарованиями, которые были тщательнейше развиты воспитанием и образованием Цезаря в самых юных летах, в нем уже рано возникло стремление к самостоятельности, затем к независимости и, наконец, к власти и господству. Это было естественно и понятно, потому что Цезарь уже рано чувствовал в самом себе энергию душевную, подвергшуюся тяжкому испытанию во время гонений Суллы, и силу рассудка, посредством которой он хорошо изведал людей и осознал, что они не были в состоянии сделать того, что он сделал во время этих гонений. Поэтому и раннее честолюбие его – возвыситься над толпой – также было естественным, и притом не увлечением молодых лет, так как имело достаточное основание. Свидетельством того, что Цезарь уже и в это время ранней молодости своей значительно выходил из ряда обыкновенных людей, служила верная оценка его Суллой и Цицероном и обращение им на себя внимания и привлечение к себе расположения общественного мнения в Риме.
План его, уже в это время правильно составленный и с постоянством и твердостью исполняемый им, заключался в том, чтобы во что бы то ни стало подвигать его вперед, возвышаться, соперникам преграждать пути и привлекать к себе расположение народа. Все средства к тому были для него одинаковы, и он не был разборчив в них, лишь бы они вели его к цели. Так он искал их во внешних, привлекательных формах (щегольстве, вежливости, доступности, приятности обращения и т. п.), в развитии своих больших дарований (дара слова, красноречия и пр.), в щедрости до расточительности свыше своих средств и пр. В последнем отношении замечательно, однако, то, что Цезарь в продолжение целой жизни своей смотрел на деньги и богатства исключительно с этой точки зрения, а не как на средства к жизненным наслаждениям. Не они, а обладание властью было для него высшим благом в жизни, а на все прочие он взирал с философским равнодушием.
Все поступки и действия его, согласно с таким планом, уже рано сопровождались необыкновенным счастьем – счастьем, в которое он с ранних лет слепо веровал, сам называя его своим счастьем, и которое перешло и в историю под названием счастья Цезаря. А главный источник его, несомненно, должен был заключаться в самом Цезаре, который, то мягкостью и уступчивостью, то твердым противодействием противникам, то привлекательными формами, речами, расточительностью и т. п., умел действовать на большинство народа и сената так, что в нем видели даровитого, много обещавшего молодого человека, способного совершить великие дела и потому достойного занимать важные звания и должности.
2
Расположение и доверие к нему народа резко обнаружилось уже тогда, когда он смело возбудил и защитил публично память Мария и тем отважно выступил против партии Суллы. Это удалось ему и возбудило всеобщее внимание, и с тех пор постоянным правилом Цезаря стало – действовать смело и на многое отваживаться, чтобы более выигрывать. Позже, с годами, он стал несколько осторожнее, но смелость и постепенно возраставшее доверие к себе всегда были и оставались главными побуждениями его, посредством которых он умет осуществлять даже, по-видимому, невозможное. Так, однажды одному политическому сопернику своему, предложившему ему значительную сумму отступных денег, он смело возразил, что займет и даст ему сумму гораздо значительнейшую. Так, в другой раз он сказал своей матери: «Сегодня увидишь меня или верховным (pontifex maximus), или изгнанным из Рима».
Такой противник мог многим казаться опасным, и он действительно был таким.
Такое сочетание высоких качеств и дарований, привлекательного обращения, щедрости и неистощимости внешних и внутренних средств стало казаться некоторым лицам сената и в высших слоях общества опасным, но всем – внушать уважение и многим – служить средоточием, к которому они искали примкнуть из необходимости или надежды достигнуть своих целей. Но радушное обращение Цезаря, кротость и человечность, гуманность его мнений и советов, когда он проложил себе путь в сенат, устыдили и устранили все опасения и укрепили Цезаря в его общественном положении, в котором он и начал уже быстро переходить к более и более важным общественным должностям. Первой, в которой он является уже как самостоятельный гражданский правитель и начальник войск, была его претура в Южной Испании, в 60 г., куда он мог отправиться только тогда, когда Красс, имевший надобность в нем для противовеса Помпею, поручился за 1/3 его огромных долгов
[348], что доказывает, что он признавал опору Цезаря очень важной для себя.
Впрочем, такого рода и иные связи Цезаря с людьми имели для него совсем другое значение, чем какое обыкновенно имеют для всех. У него они проистекали не из чувства, а из рассудка и расчета. Так, он отверг первую обрученную невесту свою, чтобы жениться на дочери могущественного Цинны, и не отверг ее только для того, чтобы не подчиниться Сулле. Вообще склонности его к людям проистекали не из сердечного чувства, а из рассудка и расчета в отношении к себе. Он любил только себя, а других – насколько они были нужны ему. Не все смотрят на это одинаково: иные видят в этом особенные силу и крепость души, которые редким даруются природой, но другие (их больше, и мнение их справедливее) – лишь сухой и черствый эгоизм, имеющий целью только самого себя, а других считающий лишь своим орудием и потому не имеющий истинной, сердечной привязанности к ним. Таким именно был Цезарь, что ни говорили бы его безусловные восхвалители, которых было более, чем справедливых, хотя и строгих, ценителей его.
Да и могло ли быть иначе в эти мрачные времена Рима, когда все возвышенные, честные и благородные чувства иссякли и над ними неограниченно царил самый чудовищный эгоизм? А Цезарь был полным и совершенным произведением и отпечатком этого времени, тем более что природа наделила его необыкновенными дарованиями ума и воли.
Если личные склонности и привязанности Цезаря соразмерялись с этим чудовищным эгоизмом, то награды и наказания его – и того более. В наградах он имел в виду, признанием оказанных услуг, оказывать поощрительный пример другим и тем привлекать к себе и удерживать за собой общее расположение. Умножая число благодарных ему, он умножал тем число своих приверженцев и теснее и крепче связывал их с собой, тогда как его военные дарования и его счастье приковывали к нему его войска. С последними он особенно поступал как большой знаток людей и умел поощрять их видами на почетные награды, повышения и приобретение денег и имущества или держать их в известном напряжении строгостью, когда и где она была нужна и на которую он имел тем более права, что не щадил самого себя, и потому мог требовать того же и от других.
