Сам Михаил Васильевич никоим образом не сожалел, что его оценка «текущей политики» стала достоянием гласности (интервью с генералом перепечатали также во Франции и Англии). Генерал отмечал, что если Временное правительство не проявит давно уже ожидаемой от него твердости и пойдет на дальнейшие уступки революционерам-радикалам, произойдет непоправимое. «Положение таково, что еще месяц — и у нас не будет никакой армии. Раздутое и спровоцированное дело Лавра Георгиевича долило последнюю каплю в чашу. Я убеждал Керенского, но он ничего не хотел слышать». Генерал предрекал, что «большевики овладеют Россией и заключат с Германией сепаратный мир, который, однако, не помешает тем же германцам считать Россию завоеванной. Украина отделится от России, отделится Финляндия, Грузия с Закавказьем, где Турции будут развязаны руки, армяне будут вырезаны. Япония высадит свои войска во Владивостоке и займет Сибирь. Богатейший Уссурийский край будет навсегда потерян для России». Серьезность намерений большевиков, их растущее влияние не оставляли иллюзий относительно их стремлений к захвату власти.
В своей оценке большевиков Алексеев расходился со многими политиками и военными, недооценивавшими партию Ленина: «Лавр Георгиевич (Корнилов. — В.Ц.) говорил, что если большевики захватят власть, то они продержатся не более трех-четырех месяцев, а потом их сбросит само население, ибо режим их будет абсолютно ни для кого невыносим, но я другого мнения: большевизм продержится у нас до тех пор, пока длится война, а может быть и более, ибо большевики примут все меры к сохранению власти, овладеют всем оружием, а помощь извне может быть подана России не скоро. Нам для сохранения хоть кусочка России останется только надежда на Дон и Кубань». «Мы должны пережить тяжелые потрясения, и блаженны те, кто выдержит это жесточайшее испытание», — говорил позднее Михаил Васильевич журналисту, приехавшему к нему в Смоленск. Но «будем все-таки верить в Россию».
Что касается положения на фронте, то, по мнению Алексеева, русская армия уже не могла продолжать активные наступательные действия и могла лишь «держать фронт» в меру оставшихся сил и средств. Но надежда на верность «союзническому долгу» сохранялась. «Мы не имеем никакого права, — считал Михаил Васильевич, — ни нравственного, ни политического, ни экономического, порывать с нашими союзниками, ибо без них мы, особенно в настоящем положении, — ничто».
Сохранились примечательные свидетельства о реакции Алексеева на известное выступление военного министра Верховского в Комиссии но иностранным делам Предпарламента 23 октября 1917 г. В ответ на предложения срочно демобилизовать большую часть армии и ускорить формирование «на новых началах» революционного «добровольчества» генерал потребовал от докладчика «не заголовков проектов», а способов проведения программы оздоровления армии в жизнь: «Борьба за победу — это спасение России, и оздоровление армии должно стать нашей задачей, иначе — смерть русскому народу» — говорил Алексеев. Когда же с трибуны прозвучали слова о возможности сепаратного мира с Германией, Михаил Васильевич сказал окружавшим его членам Совета Республики: «Я стар, но если произойдет это позорное дело, я выйду на улицу, соберу последние старческие силы, кликну клич: “Люди Русские, спасайте Родину!” И я знаю, на мой призыв отзовется все русское офицерство, и во главе с ним я погибну, но не переживу великого позора».
А вот отрывок из частного дневника петроградского чиновника Министерства финансов. Запись от 22 октября (за несколько дней до начала восстания большевиков): «Генерал Алексеев хорошо характеризует положение: армия дезорганизована, тыл бездействует, промышленность умирает, железные дороги останавливаются, одна часть населения голодает, а другая зарывает хлеб в землю или перегоняет его на водку. Корень зла не в анархии, а в безвластии…»
{88}
Глава V.
В НАЧАЛЕ БЕЛОГО ДВИЖЕНИЯ. «ПОСЛЕДНЕЕ ДЕЛО ЖИЗНИ». 1917—1918 гг.
1. На Дону. От «Алексеевской организации» к Добровольческой армии
Предсказанный Алексеевым новый этан революции начался 25 октября 1917 г. Большевики пришли к власти, и любое сотрудничество с ними как с партией, открыто призывавшей к заключению мира с Германией, было для Алексеева неприемлемым. Кроме того, оставаться генералу в Петрограде, учитывая отношение к нему со стороны новой революционной власти, было небезопасно. В сопровождении Шапрона дю Ларрэ и четы С.С. и Н.П. Щетининых генерал уехал из Петрограда на Дон.
Переодевшись в штатское платье, пересаживаясь на узловых станциях на поезда, идущие к югу, генерал и его спутники двинулись не по прямому маршруту Юго-Восточной железной дороги, где красногвардейские заставы нередко «снимали» ехавших на юг офицеров и устраивали самосуды. Ими был выбран кружной путь, через Пензу, Поворино, Царицын и Тихорецкую. По дороге Алексеев коротко остановился в Москве, где на встрече со знакомыми ему членами Совета общественных деятелей получил гарантии в подготовке формирования и финансирования новой армии.
Интересные свидетельства о «путешествии» Михаила Васильевича из столицы на Дон содержатся в книге Б. Суворина «За Родиной»: «Генерал ехал на Дон под видом купца. Он не был способен к “конспирации” и чуть ли не в первый же день пути кондуктор, знавший его, уже назвал его “Ваше Превосходительство”. На дивленный вопрос генерала, откуда его знает кондуктор, тот отвечал ему, что как же ему не знать начальника штаба Государя, да кроме того, в открытом чемодане “купца” лежал китель с погонами генерала от инфантерии».
Тем не менее, несмотря на недостатки «конспирации», Алексееву удалось довольно быстро и беспрепятственно добраться до Новочеркасска — столицы Всевеликого войска Донского. Судя по воспоминаниям Суворина, Алексеев «в штатском» вполне «походил на купца-гостинодворца». В столице донского казачества он остановился в маленьком номере гостиницы «Европейская», а затем переехал на городской вокзал и жил в вагоне литерного поезда донского атамана, на запасных путях. Его супруга проживала отдельно, в городе, возглавляя отделение «Белого Креста», и формально собирала пожертвования, а также принимала прибывающих на Дон добровольцев — под видом медицинской помощи. Теперь от слов и убеждений нужно было переходить к действиям. Та самая «междоусобная брань», которую так стремились избежать в феврале 1917 г., в октябре 1917-го становилась страшной, трагической реальностью. И свое 60-летие Михаил Васильевич встретил не на праздничном банкете, не в кругу почтительных сослуживцев, чествующих юбиляра, а в пронизываемой холодными ветрами, охватываемой «революционными отрядами» Красной гвардии донской столице.
Генерал считал, что в сложившейся ситуации следовало опереться на немногие еще дееспособные структуры военно-политического управления и одновременно создавать новые кадры для новой армии,- опираться на сохранившиеся центры здоровой государственности. Еще будучи в Москве проездом на Дон, Алексеев, очевидно, встречался с представителями Совета общественных деятелей. На его основе было решено создать аналогичную организацию, объединившую усилия политиков и военных Центра и Юга России. Так создавался известный впоследствии «Союз защиты Родины», координировавший связи белого подполья и командования Добровольческой армии.
