На поддержку отечественных предпринимателей и финансистов рассчитывать, очевидно, не приходилось. Более того, их стремление к посредничеству при переговорах с союзниками, к политическому контролю, вызывало недовольство Алексеева. Казановичу указывалось на важность сохранения независимой позиции как представителя Добрармии: «Я вполне одобряю, что Вы ведете переговоры самостоятельно и не находите возможным отдать себя в руки “отечественных” посредников. Я предпочту бросить все предприятие, только бы снова не попасть в зависимость от посредников, требующих себе крупный куртаж, на который они не имеют права претендовать, ибо до сих пор для нашего предприятия они ничего не хотели сделать, ничего не сделали и убили веру в то, что и в будущем сумеют сделать что-либо».
Алексеев, сознавая зависимость Добрармии от казачьих областей, считал это временным явлением и надеялся на скорое изменение положения на фронте после перемены операционных направлений, перенесения военных действий с Кубани на Волгу: «Мы пока существуем при поддержке местного капитала, который скоро иссякнет. Да, этот местный капитал заставляет приспосабливать наше производство к местным вкусам и потребностям… состав наших служащих имеет сильно местную окраску, что связывает нас еще более и ставит предприятие в полную зависимость от настойчивых желаний и требований местных деятелей. Выйти из этой тяжкой зависимости… можно только немедленным субсидированием предприятия, что развязывает нам руки, ибо прилив рабочих с Украины и Великороссии обеспечен, лишь были бы средства. Тогда только мы сможем думать о завоевании новых и столь важных для нас рынков, сближающих нас с другими родственными нам предприятиями, долженствующими соединиться в одно крупное дело».
Примечательна также самооценка Михаила Васильевича в отношении возможного его переезда на Волгу для принятия руководства Восточным фронтом. Обязательным условием генерал считал свою абсолютную независимость от каких-либо политических советников. В этом проявилась сложившаяся убежденность Алексеева, что для успеха «борьбы с большевизмом» нужна теперь сильная единоличная власть, а принимавшаяся в 1917 г. идея «коллегиальности» власти отошла в прошлое. «Что касается лично меня, — отмечал генерал, — то я успел несколько оправиться, восстановить силы и готов взять директорство в более широком и ответственном предприятии, но при условии, что мне будет обеспечена свобода распоряжений, что в моем служебном кабинете не будет непосредственно посажен контролер, что меня не заставят переживать то, что я считал ранее гибельным для дела — разделение власти из-за недоверия или из-за желания использовать всех популярных директоров одновременно в одном и том же деле. Только при надлежащей самостоятельности я пойду на новое место, иначе не стоит браться».
Отъезд на Волгу предполагался Алексеевым так: «…тотчас, как мне удастся прочно обеспечить настоящее предприятие финансами. Без меня это дело может пошатнуться, и наладить его будет уже трудно. По достижении этой цели я немедленно могу определиться туда, где потребуется мое личное участие и приступлю к делу, не теряя времени».
Об определенности намерений Алексеева выехать с Кубани на Волгу писал также и генерал Борисов, находившийся летом 1918 г. в Москве. Он вспоминал, что в своем письме к нему Михаил Алексеевич советовал: «На Дону ничего не выйдет. Выбирайтесь из Москвы на Волгу, к Колчаку».
Алексеев направил в Самару полковника М.Н. Моллера. Главнокомандующий Народной армией Комуча генерал С. Чечек и его начальник штаба полковник С. А. Щепихин ответили генералу Алексееву о готовности признать командование Добрармии, исходя не только из военной, но и, «в большей степени, политической конъюнктуры». Глава Военного ведомства Комуча полковник Н.А. Галкин, опасавшийся вначале, что «Добровольческая армия внесет нам раскол», в конце августа также признавал необходимость приезда Алексеева, даже «ранее, чем придет Добровольческая армия, дабы впредь уничтожить всю резкую разницу армий… Комитет Учредительного собрания решил пойти на все уступки, кроме земельного вопроса… они сами поняли, что нужно вести твердую политику». Планы эти тем не менее не осуществились.
Суммируя впечатления от докладов Казановича (два письма, были отправлены им из Москвы 17 и 20 июня), Алексеев в письме Деникину от 26 июня 1918 г. сетовал, что московские политики стремятся лишь к получению средств от союзников и с очень большим трудом идут на создание работоспособных антибольшевистских коалиций и тем более не могут заниматься разведработой. Тем не менее генерал по-прежнему достаточно высоко оценивал интеллектуальный потенциал московских политиков
{140}.
В одном из писем (6 июля 1918 г.), подписанном ведущими членами ВНЦ — М.М. Федоровым, Н.И. Астровым, П.Б. Струве, Д.Н. Шиповым, А.С. Белевским (Белорусовым), Н.К. Волковым, В.А. Степановым, А.В. Карташевым, Н.Н. Щепкиным, А.А. Червен-Водали, — содержалась развернутая информация об основных положениях будущей программы объединения. Отмечались скорая победа Антанты нал Германией и причины раскола Правого центра, часть членов которого образовала Национальный центр: «Мы полагаем, что Русская Государственная власть, чтобы быть Русской Национальной властью, должна возникнуть без содействия и разрешения только что повергших Россию врагов… Мы полагаем, что никогда интересы России не совпадут с интересами Германии. И как бы безнадежно и позорно ни было иго большевизма, искать спасения у Германии безумно и бесполезно».
В отношении союзников России господствовал характерный для 1918 г. оптимизм: «Они (страны Антанты. — В. Ц.) не могут в своих интересах допустить усиления Германии за счет России». «Мы не должны среди войны, пока еще не кончена мировая война, забывать, кто мы, кто наши враги и кто наши друзья».
Принципиально важным для понимания формирования идеологии Белого дела было следующее обращение московских лидеров Центра к Алексееву: «Когда мы говорим об образовании власти в России, мы не ставим себе форму (правления. — В.Ц.) раньше содержания. Мы думаем, что историческая Россия должна для своего восстановления и воссоединения иметь монарха. Но из этого мы не строим для себя кумира. Мы полагаем, что для переходного времени нужна сильная власть диктатора, но чтобы эта диктатура была приемлема для беспокойно подозрительно настроенных масс, мы готовы принять предлагаемую Союзом Возрождения форму Директории с военным авторитетным лицом во главе. Для нас Вы, Михаил Васильевич, представляетесь и в этом качестве. Эта Директория должна очистить территорию, установить порядок, подготовить население и дать ему новое основание для выборов в Народное Собрание, которое и должно установить окончательную форму правления. Великий князь Михаил Александрович в надежных руках и в надежном месте. Он исполнит свой долг, когда наступит время (в действительности к этому моменту Великий князь был уже убит. — Б.Ц.)».
Таким образом, ведущие политики Белого движения продолжали верить в перспективу восстановления в России монархии (через стадию «диктатуры») с правом на престол Михаила Александровича Романова. Но пока ожидаемого провозглашения генерала Алексеева всероссийским военным вождем не произошло, московские политики запрашивали согласия на то, чтобы генерал стал председателем Всероссийского национального центра (Михаил Васильевич дал свое согласие и стал Почетным председателем Центра). Примечательно и упоминание о важности сотрудничества с Союзом возрождения России: «Политическая группа, именующаяся “Союз Возрождения”… уже направила генерала Болдырева в Саратов, Челябинск, чтобы связать действия разрозненных частей и положить начало единому военному центру за Волгой. Мы тоже посылаем наших людей на Волгу с той же целью».
