Вступление Алексеева в должность командира 13-го армейского корпуса и прибытие в Смоленск совпало с торжественной годовщиной победы в Отечественной войне. Отдельные подразделения от корпуса принимали участие в праздничном параде на Бородинском поле. И здесь произошел показательный инцидент, имевший для Алексеева далеко не однозначные последствия в его будущей карьере. Во время Высочайшего смотра из строя, в нарушение всех норм уставной дисциплины, вышел солдат 2-го Софийского полка с личным прошением к императору. По воспоминаниям генерала Борисова, «наши власти не сумели использовать доверчивое отношение солдата к Царю, как это сделал бы Наполеон, а отнеслись бездушно, формально обрисовали как признак упадка дисциплины в корпусе». Командира, как «ответственного за подчиненных», обвиняли в неумении обучать солдат элементарным правилам военной субординации, и ему был объявлен первый, и единственный за всю его служебную биографию, выговор
{20}. Справедливости ради нужно отметить, что Алексеев принял командование корпусом 12 июля 1912 г., накануне «бородинского эпизода», и, при всем своем желании, просто не успел бы «поднять дисциплину». Все разрешилось благополучно, солдат был оправдан и с полка уже в следующем, 1913 г., были сняты взыскания, связанные с «бородинским эпизодом», но интрига против генерала в высших военных «сферах» продолжалась.
Несмотря на надуманные обвинения в игнорировании «уставных порядков», Алексеев и на новой должности основное внимание уделял не разъяснению тонкостей «строевой подготовки», а, вполне в своем духе, считал главным тактическую практику, «боевую подготовку». Как отмечал позднее в своем дневнике военный переводчик и цензор М.К. Лемке, работавший во время войны в Ставке, в Могилеве, эти качества проявлялись у Алексеева еще во время службы в Киевском военном округе, в 1911 г. «В год смерти Столыпина Государю хотели показать маневры под Киевом. Командующий войсками Киевского военного округа Н.И. Иванов и бывший у него начальником штаба (1908—1912 гг.) Алексеев выбрали место в 40 верстах от города. Приехал Сухомлинов, основательно занялся вопросами о парадах и торжествах и потом поинтересовался все-таки районом маневров. Узнав, что это так далеко, военный министр возражал и предложил Иванову ограничиться наступлением на Киев, начав его с 5—6 верст. Иванов, поддержанный Алексеевым, тут же заявил министру: “Ваше Высокопревосходительство, пока я командую войсками округа, я не допущу спектаклей вместо маневров”. И сделано было по его настоянию и выработанной Алексеевым программе».
Столь ревностное отношение к боевой подготовке сохранял Михаил Васильевич и во время службы в Смоленске. «Как командир корпуса, — писал Лемке, — Алексеев вел себя также необычно; например, за два года командования корпусом он ни разу не пропустил мимо себя войск церемониальным маршем, боясь, что иначе на подготовку этой театральной стороны дела будет отрываться время боевого обучения. Приезжая в полки, Алексеев никогда не прерывал текущих занятий и смотрел то, что делалось до него по имевшемуся в полку расписанию занятий».
По воспоминаниям Кирилина, Алексеев «постоянно присутствовал при всех полевых занятиях, причем всегда и везде требовал проявления личной инициативы от начальников, до взводного командира включительно, никогда не высказывал своего неудовольствия при неудачном проявлении личной инициативы, а только, подробно указав на эти недостатки, говорил: “раз — плохо, другой раз — лучше, а там пойдет хорошо, надо только будет постоянно работать в этом направлении”». Особое внимание генерал уделял тактике решительных действий, введению в «дело» всех сил подразделения при минимальных резервах.
«Демократический стиль» командования проявлялся у Алексеева и на новой должности. Алексееву вполне удалось подготовить корпус, хотя и не пользовавшийся у командования Московского округа хорошей репутацией, к предстоящей войне. Во время Восточно-Прусской операции в августе—сентябре 1914 г. полки 13-го военного министерства военного министерства военного министерства военного министерства корпуса, правда, уже под другим командованием, стойко сражались против превосходящих сил немцев и понесли большие потери убитыми, ранеными и пленными.
Конечно, полностью отказаться от «парадности» в крупном губернском городе было невозможно. Общественная жизнь в Смоленске в 1912 г. была связана с открывавшимися монументами и знаками в честь весьма значимых для города событий столетней давности. Да и сам Михаил Васильевич, как уроженец Смоленщины, не мог не поддерживать своих земляков в стремлении увековечить память о героическом сопротивлении нашествию «двунадесяти языков». От Смоленска на Бородинское поле прошел многочисленный крестный ход с чудотворной иконой Смоленской Божьей Матери Одигитрии. Как известно, эта икона покровительствовала русскому воинству при Бородине. А 31 августа город посетил Николай II, открывший новый городской бульвар. В начале месяца был торжественно открыт памятник Софийскому полку — на братской могиле защитников Смоленска у Королевского бастиона. При открытии памятника присутствовал Михаил Васильевич. На гранях обелиска размещались доски, повествующие о том, что «4 и 5 августа (1812 г. — В.Ц.) под стенами Смоленска Софийский пехотный полк геройски отбивал атаки Великой армии Наполеона… Памятник сооружен в 1912 году солдатами Софийского полка в память о геройских подвигах своих предков. Автор проекта — рядовой 7-й роты Софийского полка смолянин Борис Цаненко».
Михаил Васильевич оказался причастен к открытию еще одного памятника мужеству и доблести защитников Смоленска. В начале 1911 г. городская дума приняла решение — «устроить бульвар возле крепостной стены… и назвать этот бульвар и сооружаемое здесь здание начального городского училища “Бульваром и начальным городским училищем в память 1812 года”». Бульвар был торжественно открыт Государем Императором, а еще 6 августа здесь прошла закладка памятника героям войны 1812 г. Этому предшествовал конкурс проектов, проводившийся под контролем специально созданной отборочной Комиссии, которую возглавлял Алексеев. На конкурс было представлено 30 проектов. После рассмотрения каждого из них Комиссия отдала предпочтение проекту подполковника Н.С. Шуцмана. В соответствии с ним, предполагалось возведение памятника в форме каменной скалы, на вершину которой поднимался воин в римских доспехах, символизировавший европейскую армию Наполеона. На вершине скалы находилось гнездо, которое защищали два орла. Они служили символами первой и второй русских армий — М.Б. Барклая де Толли и П.И. Багратиона, соединившихся под Смоленском в августе 1812 г. и впервые задержавших продвижение Наполеона по России. У основания памятника крепились бронзовая карта боев с текстом: «Благодарная Россия героям 1812 года» и фамилии генералов, участников Смоленского сражения: «Барклай де Толли, Багратион, Неверовский, Раевский, Дохтуров». С другой стороны размещались бронзовые венки, в центре которых располагались двуглавый орел и герб Смоленска.
Памятник Шуцмана, утвержденный Алексеевым и переданный городскому самоуправлению, стал не только украшением города, но и своеобразным символом единения городской администрации, местной общественности и военных. Как и сто лет назад, подобное единство должно было продемонстрировать готовность противостоять любой внешней угрозе, что звучало достаточно актуально в период «думской монархии». Его торжественное открытие состоялось 10 сентября 1913 г. В акте об открытии указывалось, что памятник создан «По Высочайшему повелению, в воспоминание незабвенных событий 1812 года, на средства, ассигнованные через Государственную думу, и на частные пожертвования г. Смоленска, смоленского дворянства, смоленского земства, С.Н. и Е.Ф. Пастуховых, в Смоленске воздвигнут памятник но проекту инженера-подполковника Шуцмана». Документ подписывался всеми официальными лицами и самим автором проекта.
