В разгар наступления Алексеев заявлял генералу Хэнбери-Уильямсу: «Операции, начатые нами, должны существенно изменить ситуацию. Единственно от их исхода зависят наши дальнейшие планы. Сейчас все усилия нужно сосредоточить на успешном выполнении начатых предприятий». Тем не менее произошло то, о чем серьезно предупреждал Алексеев, настаивая в переписке с союзным командованием, — на соблюдении обязательств, принятых в Шантильи: только в конце июня 1916 г., спустя месяц после начала Брусиловского прорыва, союзники начали операцию на р. Сомме. Запланированная в начале июня с целью координации военных планов и организации снабжения встреча генерала Алексеева с лордом Китченером — статс-секретарем английского правительства по военным делам — не состоялась. Крейсер «Гемпшир», на котором фельдмаршал отправлялся в Россию, подорвался на мине, поставленной немецкой подводной лодкой, и Китченер погиб. Позднее начальник германского Полевого Генерального штаба генерал Эрих фон Фалькенгайн писал: «в Галиции опаснейший момент русского наступления был уже пережит, когда раздался первый выстрел на Сомме»
{46}.
7. Осень 1916-го. Накануне грозных испытаний…
В октябре 1916 г. здоровье Михаила Васильевича стало ухудшаться. На это влияли и тяжелая работа, и постоянное нервное напряжение, и хроническое недосыпание. По воспоминаниям генерал-лейтенанта Хэнбери-Уильямса, уже летом Алексеев «выглядел усталым и измученным». Флигель-адъютант, приезжавший в Ставку в сентябре 1916 г. для обсуждения перспектив десантной операции на Черноморские проливы, отметил «грустное впечатление», оставшееся у него после беседы с Наштаверхом: «Худой, болезненный генерал, в руках которого была сосредоточена чуть ли не вся полнота власти. Мало было веры в его мощь и размах».
Острые приступы боли были вызваны воспалением почек (первые признаки этой болезни проявились у него еще в июле 1915 г.) — застарелой памятью о Русско-японской войне. Но Михаил Васильевич не давал себе послаблений в той необходимой штабной работе, которую он с напряжением всех своих физических и душевных сил вел на протяжении всей войны. Живя надеждой на успешное завершение операций, на то, что необходимо держать фронт любой ценой, он не мог обращать внимания на свои немощи. Поэтому осенью 1916 г. не менялись ни режим работы, ни порядок рассмотрения докладов, ни разработка новых военных планов. Так, например, 22 октября 1916 г. Алексеев получил весьма важный доклад от Артиллерийского управления. Артиллерии снова предстояло подтвердить свое назначение важнейшего технического средства в войне. Подводя итоги прошедшим операциям 1915—1916 гг., в докладе Упарта говорилось о важности выделения тяжелой артиллерии в отдельные подразделения — дивизионы тяжелой артиллерии особого назначения (ТАОН). Опыт войны показывал, что даже при активном использовании тяжелых орудий на участках прорыва фронта им далеко не всегда удавалось добиться сосредоточенного, концентрированного огня, а это сказывалось на последующих действиях пехоты. «Мы обычно, — отмечалось в докладе, — разрушаем лишь первую линию неприятельских окопов, которую хорошо видим; вторую же и последующие линии, а также прочные бетонные убежища пулеметов остаются почти нетронутыми. Главным же образом, остается малоуязвимой артиллерия противника, расположенная скрытно и часто вне досягаемости выстрелов нашей артиллерии. В результате добытый успех на первых линиях неприятельского расположения мы в большинстве случаев не в состоянии использовать, и мужество атакующих войск разбивается о новые преграды, которые не могли быть уничтожены нашим огнем. Необходимо принять меры, чтобы в предстоящих наших операциях не повторялись подобные явления. Необходимо обратить самое серьезное внимание на тщательную подготовку операций в артиллерийском отношении, начав работы по подготовке заблаговременно, теперь же, ведя их в строгой тайне. Все должно быть заранее продумано, подготовлено и проверено; торопливость или расчет на благоприятные случайности предрешают неуспех и напрасные потери… при нашей бедности в артиллерии крупных калибров мы лишены возможности иметь одновременно на всех фронтах готовый артиллерийский кулак из наиболее сильных орудий. Считаясь с этим, нам приходится ограничиться созданием сильного артиллерийского резерва в руках Верховного Главнокомандующего, по воле которого этот резерв может быть выдвинут к тому или иному участку фронта в предвидении прорыва укрепленной полосы противника… Дробление малочисленной тяжелой артиллерии по разным фронтам и армиям приводит к тому, что мы оказываемся повсюду сравнительно слабыми, и наша тяжелая артиллерия бьет противника не “кулаком”, а “растопыренными пальцами”».
Создание артиллерийского резерва существенно облегчало управление и позволяло экономить боеприпасы. Резерв предполагалось сформировать на основе выделения из существующих батарей 11-дм гаубиц, французских 6-дм пушек Шнейдера, 6-дм крепостных гаубиц, а также новых 8-дм, 12-дм гаубиц и батарей крупнокалиберных минометов. Созданные таким путем батареи ТАОН нужно было заблаговременно подготавливать для перевозки в тот или иной район намечавшегося прорыва. Особое внимание нужно было обратить на «оборудование наблюдательных пунктов и позиций батарей, устройство площадок для орудий, блиндажей для личного состава, снарядных погребков большого сопротивления, подъездных путей… тыловых снарядных хранилищ, вполне надежной телефонной подземной сети и пр.». В докладе предлагалось сосредоточить ТАОН в «районах городов Можайска Московской губернии и Ельни Смоленской губернии», для чего следовало «освободить указанные города и их окрестности от находящихся в них различных тыловых учреждений», а также «приспособить железнодорожные пути станций Можайска и Ельни для разгрузки и погрузки тяжелых орудий». Сосредоточение ТАОН в относительной удаленности от передовой линии позволяло маневрировать ею в силу необходимости — перевозить, по приказу Главковерха, с одного участка фронта на другой.
Алексеев, не ограничиваясь стандартным одобрением предложений Упарта, написал развернутую резолюцию, в которой не только подтвердил важность скорейшего создания ТАОН, но и обоснованно развивал некоторые тезисы доклада. Наштаверх писал: «Вполне присоединяюсь к мысли о необходимости создания резерва тяжелой артиллерии в руках Верховного Главнокомандующего. В состав резерва взять часть батарей с фронта… Полагаю, что значительная часть вновь формируемых батарей может получить тип позиционной артиллерии. Это ускорит формирование». ТАОН предлагалось обеспечить передовыми средствами перевозки, для чего нужно было пользоваться как «особым, лошадиным транспортом», так и «транспортом из тракторов и грузовиков». Постепенно налаживалось снабжение армии грузовыми автомобилями, должно было развернуться и собственное производство на заводе Автомобильного московского общества (АМО).
Следовало также расширить район расположения резерва, с каковой целью Алексеев предлагал использовать города — пункты дислокации, хорошо ему известные еще со времени командования 13-м армейским корпусом. Вообще сама по себе идея создания сильного резерва была весьма привлекательна и памятна для Алексеева, поскольку принципиально повторяла сформулированные им еще накануне войны способы ведения боевых операций с использованием маневренных групп армий, перебрасывавшихся с одного участка фронта на другой в зависимости от условий проведения той или иной операции.
