И все же русская армия и флот вступали в 1917 г. с большим военно-экономическим потенциалом, существенно возросшим но сравнению с началом войны; благодаря ему Восточный фронт был обеспечен боеприпасами и вооружением для последних боев Второй Отечественной. В подтверждение этого уместно привести статистику из исследования эмигрантского историка И.И. Бобарыкова «Мобилизация промышленности». Согласно ему, «месячное производство винтовок на русских ружейных заводах возросло с 32 000 штук в октябре 1914 г. до 128 000 штук в январе 1917 г. Meсячное производство пулеметов на Тульском Оружейном заводе было до войны 60 штук, а к январю 1917 г. — 1200 штук. Месячное производство патронов к 1 января 1917 года было увеличено с начала войны в 30 раз и достигло 150 700 000 штук; производство 3-дюймовых пушек от 48 штук возросло до 418 штук в месяц, а ежемесячная сдача армии орудий всех калибров достигла к 1 января 1917 года 900 шт. Ежемесячная подача на фронт 3-дюймовых снарядов возросла с 39 500 до 335 0000. Ежемесячное производство взрывчатых веществ возросло с 1 350 пудов до 157 840 пудов, а количество артиллерийских химических заводов с начала войны до начала революции возросло: заводы взрывчатых веществ — с 24 на 100; кислотные заводы — с 1 на 33; заводы удушливых газов — с 1 на 42».
Как вспоминал позднее служивший в Ставке полковник В.И. Назанский, «напряженная работа Августейшего Верховного Вождя и Его помощника генерала Алексеева продолжалась целых полтора года. Твердо и с каждым днем все грознее врагу, неодолимый, как стена гранитная, стоял весь сухопутный фронт и все более развивал свои успехи Императорский Флот под Верховным Главнокомандованием Государя.
И несмотря на все усилия тыловых угнетателей духа народного, на бездарность многих патентованных генштабистов, на безнаказанность штатских и военных ненавистников царской власти, особенно интриговавших в высших штабах, Императорская Русская Армия в феврале 1917 года вполне была готова к нанесению зарвавшимся австро-германцам окончательного сокрушительного удара»
{51}.
Глава IV.
В НАЧАЛЕ «РУССКОЙ СМУТЫ». 1917 г.
1. Роковые дни февраля и марта
Описывать события Февральской революции в деталях, очевидно, не стоит. Они довольно полно, порой даже по часам и минутам, изложены в многочисленных воспоминаниях, работах отечественных историков и публицистов. Имеет смысл остановиться лишь на наиболее важных, принципиальных моментах, связанных с действиями самого генерала Алексеева. Важно, не рассматривая слухов и версий о «предательстве своего Государя» почти всем российским генералитетом, попытаться ответить на вопрос — чем были продиктованы те или иные действия Начальника штаба и, в его лице, Ставки Главковерха.
Первые относительно подробные сведения о «беспорядках» были получены из Петрограда вечером 24 и 25 февраля, спустя сутки после начала антиправительственных выступлений. По весьма достоверным воспоминаниям полковника В.М. Пронина, офицера генерал-квартирмейстерской части Ставки, «особого значения» этим сведениям «как-то не придавали». Несмотря на то, что из Петрограда «доходили слухи» о могущих быть «крупных переменах наверху… о возможности революционного взрыва во время войны не допускалось и мысли». Телеграмма командующего Петроградским округом генерал-лейтенанта С.С. Хабалова хотя и сообщала о рабочих демонстрациях и столкновениях с полицией, все же отмечала, что «толпа разогнана», порядок в столице восстановлен и положение контролируется местными властями.
Однако в первых же телеграммах, полученных от Родзянко, содержались прямо противоположные сообщения о многочисленных выступлениях рабочих: говорилось, что в Петрограде «гражданская война началась и разгорается», а «правительство совершенно бессильно подавить беспорядок». Впрочем, поскольку председатель Думы давно имел в Ставке репутацию «паникера», его словам не придавалось большого значения, телеграммы первоначально оставались безответными, а призывы к формированию нового правительства «лицом, которому может верить вся страна», воспринимались как давнее намерение власти «законодательной» поставить под контроль власть «исполнительную». Алексеев лично передал Государю телеграммы Родзянко, однако ответа, ожидавшегося «прогрессивной частью» Думы, на них не последовало.
Большее доверие вызывала телеграмма военного министра генерала от инфантерии М.А. Беляева, утверждавшего, что «власти сохраняют полное спокойствие» и, хотя «сейчас еще не удалось подавить бунт», но министр «твердо уверен в скором наступлении спокойствия, для достижения которого принимаются беспощадные меры». Сдержанно-оптимистичны были и телеграммы от премьер-министра князя Н.Д. Голицына, сообщавшего о роспуске Государственной думы и Государственного совета, произведенном благодаря полномочиям, полученным от Государя. Общая оценка положения со стороны центрального аппарата соответствовала настроениям той части офицеров Ставки, которые считали возможным решительными действиями установить диктатуру фронта над тылом — столица была объявлена на осадном положении. Как отмечалось выше, Алексеев вполне разделял подобные настроения.
Тем не менее Беляев и Хабалов просили незамедлительной отправки в Петроград «надежных войсковых частей», и Наштаверх намеревался «собрать кулак и ударить» по столице с наибольшей силой. Общий план собирания «кулака» представлялся Алексееву в виде выделения от Северного и Западного фронтов по одной бригаде пехоты и но одной бригаде кавалерии. И хотя еще в январе 1917 г. Петроградский военный округ был выделен из состава Северного фронта и наделен правами особой армии, с подчинением ее непосредственно командующему округом и Главковерху, Ставка не оставляла его без поддержки. 26 февраля Алексеев доложил Государю о необходимости назначить «диктатора» для подавления столичных беспорядков. Нужен был «твердый и энергичный генерал», каковым он считал Великого князя Сергея Михайловича (напомним, что еще в 1916 г. Алексеев предлагал его на должность Верховного министра государственной обороны). Вечером 27 февраля 1917 г. в разговоре но прямому проводу с начальником штаба Северного фронта генералом от инфантерии Ю.Н. Даниловым Алексеев информировал его об отправке в Петроград с Северного фронта двух пехотных (67-го пехотного Тарутинского и 68-го пехотного Бородинского), одного кавалерийского (15-го уланского Татарского) и одного казачьего (3-го Уральского) полков — «из самых прочных, надежных» — а также пулеметную команду для подавления возможного восстания. Из Ставки с Георгиевским батальоном должен был выехать генерал Иванов, наделенный чрезвычайными полномочиями и назначенный Николаем II на должность Командующего столичным округом (вместо Хабалова). Из Новгорода получила приказ выступить в столицу Конная гвардия. По поручению Алексеева дежурный генерал в Ставке П.К. Кондзеровский должен был «набросать проект предписания генералу Иванову с указанием тех полномочий, которыми он снабжался». Кроме того, с Западного фронта к столице также следовала пехотная бригада (34-й пехотный Севский и 35-й пехотный Орловский полки), кавалерийский полк (2-й Лейб-Гусарский Павлоградский) и пулеметная команда. Из Выборга направлялись пулеметный взвод и комендантская рота. Ну а 28 февраля генералу Брусилову было предписано отправить к Петрограду Русскую гвардию — самые «надежные части»: Лейб-Гвардии Преображенский, 3-й Лейб-Гвардии Стрелковый Его Величества, 4-й Стрелковый Императорской Фамилии, Лейб-Гвардии Уланский Его Величества полки и 2-й Донской казачий полк.
