— Цветок, а разговаривать тебе не вредно? — забеспокоилась сирена, оглядывая немного приподнявшиеся листья гигантской розетки.
— Я не буду много, — в голосе матери древней явно слышалась улыбка, — только объясню. Мы оставили в том парке одного древня, на всякий случай. Чтобы кто-то мог вернуться, унести тебя и мое сердце, если здесь станет плохо кому-то из нас. Пещеры — опасная вещь, здесь может произойти любая непредвиденная случайность, а разведчики только посадили тут мох и сразу вернулись.
Цветок жизни ненадолго смолк, словно ожидая вопросов, но Тэри пока все было ясно.
— Твои друзья тебя искали, древень передал мне все, замеченное им. Если ты возьмешься за мой лист, то мысленно увидишь картинку и услышишь их разговоры.
— Если я не сделаю тебе больно, — опасливо шагнула ближе Тэрлина.
— Нет, больно мне не будет, в тебе нет жара сырой магии, но есть другая тонкость. После этого я буду знать все, произошедшее с тобой за последние дни. О том, как ты жила раньше, мы знали еще в те дни, когда выпускали тебя из старого дома. Оборотень, или теперь уже ведьмак, не догадывался, как сильно ты боялась темноты, а мы почуяли сразу, потому и вывели тебя из лабиринта. А когда ты касалась свежих мембран, обнаружили твой дар и заглянули в твое прошлое.
— Понятно, — слегка ошеломленно выдавила Тэрлина, не зная, ругаться на цветок за подобную фамильярность или уже поздно?
— Ты на нас за это не обижайся, мы никогда никому о тебе ничего не расскажем, но тогда не могли не проверить, можно ли тебе доверять и нужно ли помогать.
— Спасибо, — обдумав эти слова, увереннее поблагодарила сирена, припомнив, как много сил и телесных и духовных сберегла ей забота древней, — но я теперь припоминаю, сколько раз вам нужно было открыть дверки и оконца, разве на это не уходили ваши силы?
— Нет, открывал Годренс. Мы договорились через оборотня, он вливал в старинный дом свою силу, а мы ею только управляли. Немного горячо, но другого способа получить дополнительную энергию не было. Ну, будешь смотреть?
— Да, — решилась девушка и прижала ладошку к листу.
В тот же миг пещера закрутилась и исчезла, а Тэри оказалась в знакомом подвале замка Элайн, причем сидела где-то на стене, выше толпы, изучавшей безжизненный лабиринт. Старинное жилище древней, как она знала теперь совершенно точно.
Среди бродивших по залу женщин серыми пятнами выделялись косынки ее сестер, посверкивала сделанная в виде узкой диадемы повседневная корона Зантарии. А чуть в стороне виднелась тонкая и гибкая мужская фигура в неизменном темно-зеленом полувоенном костюме, и едва рассмотрев стянутые в хвост русые волосы, Тэри уже больше не могла отвести от него взора.
Хоть и смотрела глазами древня на всех сразу, но невольно замечала каждое движение разбойника, видела стиснутые губы, горечь в мрачном взгляде и нежелание разговаривать с друзьями о ней.
В какой-то миг златокудрая хозяйка Зеленодола вдруг оглянулась и пристально уставилась прямо Тэри в глаза. Девушка испуганно отпрянула, позабыв, что наблюдает уже произошедшие события и Анэри смотрит вовсе не на нее.
— Не бойся, — тотчас успокоил ее прозвучавший в ушах голоса цветка, — ведьма никого не видит. Дикие сородичи дали ей кусочек корня, который греется, если рядом есть кто-то из нашего племени. Смотри, древень сделал ей знак и неслышно для других сказал несколько слов, сейчас она их повторит вслух. Ведьмы никогда не предают малые расы, и мы всегда им помогаем. Как и оборотням и русалкам. И таким, как ты.
— Спасибо, — шепнула Тэрлина, начиная понимать, что это не она снизошла до помощи детям цветка, а он впустил ее в тесный круг доверенных существ и позволил делиться своей силой.
— Ничего с ней не случится, древни — лучшие целители из всех магических существ, и не только тела, но и души. А Тэри однажды вернется… — уверенно обещала златовласая Анэри, но Тэрлина слушала ее вполуха, не испытывая ни интереса, ни благодарности.
Больше всего ей хотелось, чтобы древень покинул свой тайный уголок и побежал вслед за ушедшим разбойником, сердито бросившим напоследок совершенно справедливые, но от этого не менее обидные слова.
Да, она не может не помочь тем, кому эта помощь жизненно необходима, но разве он сам не такой же? Или ей не положено совершать тех поступков, какие дозволены ему? Только потому, что она девушка? Ведь других различий между ними нет.
Он оборотень, и она, как выяснилось, не совсем чистокровный человек, хотя и сама до сих пор не до конца в это верит. Все остальное просто не имеет в этом случае значения. Люди всегда делились на тех, кто не пройдет мимо чужого горя, и тех, кто его даже не заметит, и Тэри относится к первым. Всегда была такой, потому и бросила когда-то последнюю монетку оборванцу с наглым взглядом, не понаслышке зная, как трудно просить тем, у кого в душе еще живы уважение к себе и несломленная гордость.
И это ее тайна, горькая и неприятная, как лекарство от наивных заблуждений.
Тэрлине тогда было всего шестнадцать, а малышке Сюзи исполнилось восемь, и целитель, к которому возили калеку, мрачно сообщил, что срок, пока еще можно ей помочь, уже истекает. Кости становятся крепче, и остается все меньше надежд, что операция пройдет успешно. Нужно искать опытного хирурга и дорогие контрабандные зелья, сам он рисковать не может.
Отец, подхватив Сюзи, ушел из кабинета первым, ему нечего было ответить на это предложение. Они уже выясняли, сколько будут стоить операция и зелья у самого надежного лекаря, и отступились, не набрав и десятой части суммы.
Тэрлина сидела у стола и ждала, пока хозяин кабинета допишет рецепт, и вдруг заметила, каким странным взглядом он изучает декольте ее летнего платьица.
— Если вам жаль сестру, леди… — поглядывая на дверь, произнес лекарь многозначительно, — я мог бы помочь… но это должно остаться в тайне. Я даже от этих слов откажусь, если вы попытаетесь меня выдать… но если сделка состоится, передам вам половину стоимости операции.
— Какая сделка? — не веря в свое счастье, недоуменно пролепетала юная леди, заранее согласная на все.
Ей почему-то казалось, что лекарь попросит почку или кровь для богатого пациента, и Тэри была готова на эту жертву.
— Я буду ждать вас завтра в крытой коляске… на площади, возле чайной. Молча сядете в коляску и тогда узнаете мое условие. Но никому ни слова… иначе договор не в силе. — Он резко смолк и продолжил любезным, усталым тоном лекаря, в сотый раз поясняющего бестолковым пациентам простую инструкцию: — А вот эту мазь нужно втирать три раза в день и оборачивать теплой повязкой, она не дает крови застояться.
— Спасибо. — Вернулся отнесший Сюзи в коляску отец, забрал бумажки и положил на стол тощий конверт с гонораром. — Прощайте, Джессон.
В тот раз Тэри впервые в жизни пришлось обмануть родителей, придумав убедительную, на ее взгляд, причину — подружку, которая обещала принести новый рисунок кружева.
