* * *
Гилмантон, небольшой фермерский поселок в нью-гемпширском озерном крае, был довольно глухим местом: его обитатели не имели доступа к ежедневным газетам и практически не слышали свистков локомотивов. У Маджетта были брат и сестра. Его отец, Ливай, был фермером, как и его дед. Родители Маджетта были убежденными методистами, и ответом даже на невинную шалость были тяжелый посох и принуждение к молитве, после чего провинившегося отправляли на чердак, где он проводил весь день в полном молчании и без еды. Мать часто заставляла его молиться вместе с собой в ее комнате, а после молитв он чувствовал вокруг себя ауру какой-то робкой страсти.
Он сам считал себя маменькиным сынком. Проводил много времени, уединяясь в своей комнате за чтением Жюля Верна, Эдгара Аллана По и книг о научных открытиях. Он построил механизм, приводимый в движение ветром и отпугивающий птиц от отцовских посевов, и намеревался создать механизм на основе вечного двигателя. Он прятал в маленькие коробочки свои самые сокровенные сокровища, среди которых был первый удаленный зуб и фотография его «двенадцатилетней возлюбленной», хотя позже было высказано предположение, что в них хранились сокровища, имеющие прямое отношение к смерти, такие как черепа мелких животных, которых он, поймав в лесу рядом с Гилмантоном, обездвиживал, а затем, пока они были еще живыми, расчленял. Исследователи основывали свои умозаключения на суровых уроках, усвоенных ими при изучении поведения детей со схожим характером, проведенных в течение XX столетия. Единственным близким другом Маджетта был Том, мальчик старше его по возрасту, который погиб, упав во время игры, затеянной ребятами в заброшенном доме.
Маджетт вырезал его инициалы на стволе старой ели, росшей на дедушкиной ферме; там семья отмечала его рост, делая зарубки на дверном косяке. Первая зарубка появилась на высоте ниже трех футов. Одним из его самых любимых занятий были крики с высокого валуна, чтобы послушать эхо. Он был посыльным у «местного выездного фотографа», останавливавшегося на время в Гилмантоне. Фотограф сильно хромал и был рад этой помощи. Однажды утром этот фотограф дал Маджетту сломанную деревянную конструкцию и попросил отнести ее для замены в городскую мастерскую по изготовлению тележек. Когда Маджетт вернулся с новой конструкцией, он нашел фотографа сидящим рядом со своей дверью; он был наполовину раздет. Не сказав ни слова, фотограф снял одну ногу.
Маджетт был потрясен. Он никогда до этого не видел протезов конечностей и, не отрывая глаз от фотографа, наблюдал, как тот прилаживает новый блок к оставшейся части своей ноги. «Надумай он таким же таинственным образом заменить свою голову, мое удивление было бы не больше, чем то, что я испытал тогда», – писал Маджетт.
Что-то необычное в лице Маджетта привлекло внимание фотографа. Все еще опираясь на одну ногу, он переместился к камере и приготовился сфотографировать Маджетта. Как раз перед тем, как открыть затвор, он выставил напоказ свою искусственную ногу и помахал ею перед мальчиком. Через несколько дней он вручил Маджетту отпечатанную фотографию.
«Я хранил ее многие годы, – писал Маджетт, – и это худое, искаженное ужасом лицо босоногого мальчишки, одетого в домотканую одежду, я могу видеть и сейчас».
В тот момент, когда Маджетт описывал это неожиданное для него открытие, он сидел в тюремной камере, надеясь вызвать своими воспоминаниями сочувствие общества. Но даже если у представившего себе эту сцену и возникла бы симпатия, то в памяти тут же всплыл бы факт, что камерами, существовавшими во времена детства Маджетта, было практически невозможно запечатлеть такой трогательный момент, в особенности если объектом съемки был ребенок. Если тот самый фотограф и увидел что-либо в глазах Маджетта, то это была всего лишь бледно-голубая пустота, которую – а это он, к своему сожалению, знал – ни одна существующая тогда пленка не могла бы запечатлеть.
* * *
В шестнадцать лет Маджетт закончил школу и, несмотря на юный возраст, получил работу учителя. Сначала в Гилмантоне, а затем в Алтоне (в том же штате Нью-Гемпшир), где он встретил молодую женщину, которую звали Клара А. Лаверинг. Она никогда не встречала мужчину, подобного Маджетту. Он был молодым, но уравновешенным и выдержанным, а вдобавок к этому проявил способность к тому, чтобы внушать ей хорошее самочувствие, когда обстоятельства настраивали ее на совершенно противоположный лад. Он говорил так хорошо и с такой теплотой и постоянно, даже в обществе, проявлял нежную заботу о ней мелкими, но трогательными пустяками. Главным пороком Маджетта было его настойчивое требование того, что она должна позволять ему проявлять к ней свою любовь, но не как влюбленному в стадии формального ухаживания, а так, как это должно происходить после замужества. Она держала его на расстоянии, но не могла отрицать того, что Маджетт пробуждает в ней интенсивное желание, которое, по сути, отодвигало на второй план все ее мечты. Маджетту исполнилось восемнадцать, когда он предложил ей сбежать с ним и тайком пожениться. Она согласилась. 4 июля 1878 года мировой судья объявил их мужем и женой.
Поначалу страсть была намного более пылкой, чем ожидала Клара, наслушавшаяся строгих внушений от старших женщин. Однако охлаждение в отношениях наступило довольно быстро. Маджетт часто уходил из дому и подолгу отсутствовал. Вскоре он ушел и не появлялся дома несколько дней. Наконец он просто ушел совсем. Согласно журналу регистрации браков Алтона, штат Нью-Гемпшир, они оставались мужем и женой, но в их контракте было столько же юридической силы, сколько было ее в бумаге, превратившейся от времени в пыль.
* * *
В девятнадцать лет Маджетт уезжает, чтобы учиться в колледже. Он нацеливается на Дартмут
[61], но меняет свое решение и вместо этого поступает непосредственно на медицинский факультет. Сначала он записывается на изучение программы по медицине в университете Вермонта в Берлингтоне
[62], но находит этот факультет слишком маленьким и, проучившись там всего один год, переводится в университет Мичигана в Анн-Арбор, в одно из ведущих медицинских научно-исследовательских заведений на Западе США, известное своим повышенным вниманием к спорным вопросам методов анатомического препарирования. Он записывается в список студентов 21 сентября 1882 года. Летом первого года в этом университете он совершает то, что в своих мемуарах называет «первым поистине бесчестным поступком в своей жизни». Он поступил на работу к книжному издателю. Его обязанностью было стать коммивояжером и продавать единственную книгу, разъезжая по северо-западной части штата Иллинойс. Вместо возврата выручки издателю он присвоил деньги себе. В Мичиган он вернулся в конце лета. «Едва ли я мог посчитать свою поездку на Запад неудачей, – писал он, – потому что я увидел Чикаго».
