* * *
Этот день ничего не значил для Холмса. В его юности рождественское утро было связано в основном с чрезмерным благочестием, долгими молитвами и молчанием – будто весь дом накрыт каким-то толстым шерстяным одеялом.
* * *
В то рождественское утро супруги Кроу с радостным нетерпением ждали Джулию и Перл; им хотелось увидеть, какой радостью загорятся глаза девочки при виде рождественской елки и выставленных для нее подарков под раскидистыми ветвями. В квартире было тепло, приятно пахло хвоей и корицей. Прошел час. Супруги продолжали ждать гостей, но в десять часов они вышли из дома, чтобы успеть на дилижанс, идущий в центр Чикаго, намереваясь навестить друзей. Они оставили дверь своей квартиры незапертой, прикрепив к ней записку с приглашением войти.
Супруги Кроу вернулись домой в одиннадцать часов вечера и нашли все в прежнем виде, без каких-либо признаков того, что Джулия и ее дочь заходили к ним. На следующее утро они постучали в дверь квартиры Джулии, но на их стук никто не ответил. Они расспросили соседей в своем доме и в близлежащих домах, видел ли кто-либо Джулию или Перл, но никто их не видел.
Когда наконец появился Холмс, миссис Кроу спросила его, где может быть Джулия. В ответ он объяснил, что она вместе с Перл уехала в Давенпорт на более раннем поезде, чем намечала.
Кроме этого, миссис Кроу не удалось узнать о Джулии больше ничего. И ей, и всем соседям вся эта история казалась более чем странной. Все сошлись на том, что в последний раз Джулию и Перл видели в канун Рождества.
Но это было не совсем точно. Кое-кто видел Джулию и после, хотя тогда уже никто, даже ее ближайшие родственники, живущие в Давенпорте, штат Айова, не мог бы узнать ее.
* * *
Сразу после Рождества Холмс пригласил к себе одного из своих подельников, Чарльза Чеппела. Холмс знал, что Чеппел был «артикулятором» – так называли людей, преуспевших в умении удалять плоть с человеческих тел и отделять друг от друга кости, формирующие скелет (на языке профессионалов это называлось «артикулировать»), чтобы потом снова собрать скелет для последующей его демонстрации в кабинете врача или лаборатории. Он приобрел необходимые для этого навыки в больнице округа Кук, разделывая трупы для студентов-медиков.
Во время учебы на медицинском факультете Холмс видел собственными глазами, какие отчаянные усилия прилагали медицинские учебные заведения для того, чтобы раздобыть трупы только что умерших людей, а также и скелеты. Серьезному систематическому изучению медицины уделялось повышенное внимание, а человеческое тело для ученых все еще было чем-то вроде ледяных шапок на полюсах, то есть тем, что еще предстоит изучить и исследовать. Скелеты, висевшие в кабинетах врачей, служили чем-то вроде визуальных энциклопедий. В условиях, когда спрос превышал предложение, у врачей вошло в обычай охотно, но осмотрительно принимать предлагаемые им трупы. Они осуждали убийство, хотя это было одним из средств удовлетворения их потребностей, но при этом они практически не прилагали никаких усилий к тому, чтобы узнать историю возникновения предлагаемого трупа. Разорение могил стало своего рода ремеслом, хотя занимались этим немногие, поскольку работа с трупами требовала большого хладнокровия и самообладания. В случаях острой необходимости сами врачи помогали откапывать только что захороненные тела.
Холмс не сомневался в том, что даже в 1890-е годы потребность в трупах по-прежнему велика. Чикагские газеты печатали вызывающие чувство омерзения истории о врачах, совершающих налеты на кладбища. После неудачного рейда на кладбище в Нью-Олбани
[131] 24 февраля 1890 года доктор У. Х. Уотен, ректор медицинского колледжа в Кентукки, рассказал репортеру газеты «Трибюн»: «Эти джентльмены действовали не только ради медицинского колледжа в Кентукки и не ради собственной выгоды, а для медицинских факультетов Луисвилла
[132], для которых человеческий материал столь же необходим, сколь для жизни необходимо дыхание». Прошло всего три недели, и врачи Луисвилла снова попались на том же самом. Они пытались ограбить могилу на кладбище государственного приюта для инвалидов и душевнобольных людей в Анкоридже, штат Кентукки; на этот раз они действовали ради Университета штата Луизиана. «Да, это мы послали на дело эту группу людей, – сказал декан медицинского факультета. – Нам необходимы тела, и если государство не обеспечивает нас ими, мы вынуждены их воровать. В зимнем семестре были большие группы, и для них требовалось столько материала, что группы весеннего семестра оставались необеспеченными». Он даже не считал нужным оправдываться. «Кладбище этого приюта подвергается ограблению в течение многих лет, – сказал он, – и я не уверен, остался ли на нем хоть один-единственный труп. Я снова повторяю: нам нужны трупы. Без них вы не можете подготовить врача, и общественность должна это понять. Если у нас не останется никакого другого способа добывать их, нам придется вооружить студентов винчестерами и послать их охранять похитителей трупов во время их набегов на кладбища».
Глаз у Холмса был наметан на выгодные дела, а при таком спросе на трупы выгода сама шла в руки.
Он привел Чарльза Чеппела в одну из комнат второго этажа, где стоял стол, на нем медицинские инструменты, а рядом бутыли с растворителями. Чеппел знал, что Холмс был врачом. При взгляде на тело сразу было ясно, что это женщина, притом необычного роста. Он не заметил ничего, что могло бы быть использовано для ее идентификации. «Это тело, – сказал он, – выглядело как тушка кролика, которого освежевали, разрезав шкуру на морде, а затем спустив ее со всего тела. В некоторых местах большие куски мяса отделились от тела вместе с кожей».
Холмс пояснил, что делал некоторое рассечение тела, но его исследования уже закончены. Он предложил Чеппелу тридцать шесть долларов за очистку и санитарную обработку костей и черепа, которые он вернет Холмсу в виде полностью артикулированного скелета. Чеппел согласился. Они с Холмсом поместили тело в ящик, обтянутый изнутри белым холстом. Нанятый перевозчик доставил ящик в дом Чеппела.
Вскоре после этого Чеппел появился у Холмса с обработанным скелетом. Холмс поблагодарил его, расплатился и тут же продал скелет Ганемановскому медицинскому колледжу – чикагскому отделению, а не филадельфийскому колледжу с тем же названием – за сумму, многократно превышающую ту, что он заплатил Чеппелу.
* * *
На второй неделе января 1892 года новые квартиросъемщики, семья Дойлов, въехала в квартиру Джулии в доме Холмса. Они увидели на столе посуду и одежду Перл, висевшую на спинке стула. Квартира выглядела так, словно прежние жильцы ненадолго вышли и должны вернуться через несколько минут.
Дойлы спросили Холмса, что произошло.
Абсолютно спокойным и бесстрастным голосом Холмс извинился за беспорядок и объяснил, что сестра Джулии внезапно серьезно заболела и Джулия с дочерью буквально бегом бросились на вокзал. У них не было необходимости упаковывать и брать с собой вещи, поскольку Джулия и Перл были хорошо обеспечены и не собирались возвращаться назад.
