Книга Дьявол в Белом городе. История серийного маньяка Холмса, страница 54. Автор книги Эрик Ларсон

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Дьявол в Белом городе. История серийного маньяка Холмса»

Cтраница 54

Питзел долгое время был горьким пьяницей, но его пристрастие к бутылке стало угрожать здоровью, поэтому сам Холмс и направил его к доктору Кили, оплатив лечение. Питзелу он дал понять, что делает это по доброте душевной и за его, Питзела, преданное отношение. Но, как обычно, истинные мотивы этого благодеяния были другими. Он понимал, что пьянство Питзела практически делает его бесполезным, а кроме того, угрожает разрушить уже начатые и задуманные дела. Впоследствии Холмс говорил о Питзеле так: «При всех своих недостатках он был для меня слишком ценным подельником, чтобы попросту списать его со счетов». Похоже, что Холмс, помимо всего прочего, хотел, чтобы Питзел собрал всю возможную информацию об этом методе лечения и о маркировке лекарства – для того, чтобы самому производить его фальсификат и продавать через свою компанию «Лекарства по почте». Несомненно, через некоторое время Холмс и сам создаст собственный лечебный санаторий на втором этаже своего здания в Энглвуде и назовет его «Профилакторий «Серебристый пепел».

Метод лечения доктора Кили приобрел необычайную популярность. Тысячи людей приезжали в Дуайт в надежде избавиться от злоупотребления спиртными напитками; гораздо больше пьющих платили за пероральный вариант лекарства по исцелению от пьянства, которым Кили наводнил рынок. Он побуждал покупателей разбивать бутылки после употребления, чтобы конкуренты не смогли наполнить их своими составами.

Каждый день Питзел вместе с тремя дюжинами других мужчин проходил предписанный курс «пересечения черты» – иными словами, получал инъекции. Женщины получали инъекции в своих комнатах, и их вообще держали отдельно от мужчин, дабы не вредить их репутации. В Чикаго хозяева питейных заведений всегда узнавали тех, кто прошел курс лечения от алкоголизма, потому что на вопрос «Что будете пить?» такие посетители неизменно отвечали: «Спасибо, ничего. Я ведь побывал в Дуайте».

Питзел вернулся в Энглвуд в апреле. Психотерапевтическое воздействие инъекций доктора Кили, возможно, сыграло свою роль в том, что он рассказал Холмсу, что в профилактории он встретил молодую женщину невиданной красоты – пусть услышит он его, говорящего это [136], сверхъестественной красоты – по имени Эмелина Сигранд. Она была блондинкой двадцати четырех лет. И с 1891 года работала стенографисткой в офисе доктора Кили. Описание Питзела походило на галлюцинацию и буквально подвергло Холмса танталовым мукам. Не раздумывая, он написал письмо Сигранд и предложил ей работу своего личного секретаря с зарплатой вдвое больше той, что ей платил доктор Кили. «Соблазнительное предложение», – как впоследствии охарактеризовал его кто-то из родственников Сигранд.

Эмелина приняла предложение Холмса без колебаний. Работа у доктора Кили была престижной, но городок Дуайт – это не Чикаго. Получать вдвое большее жалованье и жить в городе, о чарующей привлекательности которого рассказывали легенды, – разве можно было устоять против такого предложения? Она уехала от Кили в мае, увозя с собой 800 долларов сбережений. Приехав в Энглвуд, она сняла комнату в пансионе, недалеко от здания Холмса.

Увидев Эмелину, Холмс понял, что ее красоту Питзел преувеличил, хотя и ненамного. Она и вправду была миловидной блондинкой. Холмс немедленно привел в действие весь арсенал своих средств обольщения: и свой вкрадчивый голос, и нежные прикосновения, и открытый взгляд голубых глаз.

Он купил ей цветы и повел в оперный театр Тиммермана, расположенный в центре квартала. Он подарил ей велосипед. Они проводили вечера, катаясь вместе по гладким мостовым Гарвард-стрит и Йель-стрит, являя собой в глазах встречных счастливую молодую пару, да еще и при деньгах. («Белые с золотыми прожилками шляпы с черными тесемками из муаровых лент и парой острых перьев, приколотых сбоку в соответствии с последним писком моды среди дам-велосипедисток», – писала «Трибюн» в рубрике «Новости общества».) Когда Эмили освоилась с «колесами» – этот термин все еще был в ходу, хотя велосипеды прошедших времен с их неимоверно большими колесами полностью исчезли с улиц, – они с Холмсом стали предпринимать все более и более долгие прогулки и часто ездили вдоль поросшего ивами «Мидуэя» в Джексон-парк, чтобы посмотреть на строительство выставки, и там непременно оказывались среди тысяч других людей, многие из которых тоже были на велосипедах.

Иногда по воскресеньям Эмелина и Холмс заезжали в парк, где также смотрели на строительство, все еще пребывавшее в начальной фазе – это их немало удивляло, особенно если учесть, что до наступления двух самых важных дат, Дня Посвящения и дня открытия выставки, оставалось совсем немного времени. Бо́льшая часть парка все еще представляла собой голую землю, а самое большое здание, павильон «Изготовление продукции. Основы научных знаний», только-только начало строиться. Правда, возведение некоторых других зданий настолько сильно продвинулось, что они уже казались более-менее завершенными – в особенности павильон «Горное дело. Добыча полезных ископаемых» и Женский павильон. В те дни в парке было много почтенной публики: политические деятели, крупные предприниматели, архитекторы и городские промышленные магнаты. Появлялись там и великосветские дамы, приезжавшие на собрания совета по тематике выставки, связанной с ролью женщин. Большой черный экипаж миссис Палмер часто с грохотом въезжал в ворота выставки, так же как и экипаж ее общественной соперницы, Керри Уотсон. Эту гордую даму и узнавали по экипажу, в котором она разъезжала по городу: у экипажа был глянцевый, выкрашенный белой матовой эмалью корпус, желтые колеса, а правил лошадьми чернокожий кучер в одежде из ярко-алого шелка.

Эмелина поняла, что самые приятные велосипедные прогулки бывают после обильного дождя. В обычные дни пыль вздымается кверху, как песок над Хартумом, и застревает у нее в волосах, проникая до самой кожи, а потом даже хорошая щетка оказывается не в силах вычесать ее.

* * *

Однажды в середине рабочего дня, когда Эмелина сидела за пишущей машинкой в офисе Холмса, в дверь вошел мужчина и поинтересовался, как увидеться с Холмсом. Мужчина, одетый в дешевый костюм, был высоким, с гладко выбритым подбородком и скромными усиками – на вид ему было лет тридцать; выглядел он по-своему симпатичным, но в то же самое время в нем чувствовалась какая-то простоватость и скромность, присущая человеку, предпочитающему держаться в тени – хотя в тот момент он был чем-то разозлен. Он представился, назвавшись Недом Коннером, и пояснил, что раньше был управляющим ювелирной секцией в аптеке, расположенной в нижнем этаже. Он пришел, чтобы обсудить проблемы, возникшие с выплатами по закладной.

Имя этого мужчины было ей знакомо – она то ли слышала его в связи с чем-то, то ли видела в бумагах Холмса. Она с улыбкой ответила, что Холмс куда-то вышел, а куда именно и когда вернется, она не знает. Может она чем-либо ему помочь?

Нед немного остыл, а потом они с Эмелиной «поговорили о Холмсе», как он впоследствии вспоминал.

Нед рассматривал свою собеседницу. Она была молодой и красивой, «симпатичной блондинкой» – как он позже описывал ее. На ней были белая английская блузка [137] и черная юбка, подчеркивающие изящество фигуры. Она сидела возле окна, и ее волосы отливали золотом в солнечном свете. Перед ней на столе стоял черный «Ремингтон», новый и, без всякого сомнения, неоплаченный. По своему печальному опыту и по тому, каким восторгом светились глаза Эмелины, когда она говорила о Холмсе, Нед понял, что ее отношения с работодателем зашли намного дальше машинописи. Позже он вспоминал: «Я сказал ей, что он очень скверный человек и что ей надо держаться от него подальше, а лучше вообще уйти от него, и как можно скорее».

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация