Одной из наиболее трудноразрешимых проблем, возникающих в течение дня, были, по ее мнению, «пахнущие ноги», причиной чего была общепринятая практика мыть ноги один раз в неделю. Для борьбы с этим Холлиргсворт рекомендует: «Приготовьте раствор одной части соляной кислоты на десять частей воды и каждый вечер перед тем, как отправиться спать, натирайте им ступни». Для того чтобы заглушить запах лука изо рта, пейте крепкий кофе. Устрица является самой лучшей приманкой для крыс. Для того чтобы крем лучше сбивался, добавьте в него соль на кончике ножа. Для того чтобы молоко не скисало и дольше оставалось свежим, добавьте в него немного хрена.
Кроме этого, Холлиргсворт предлагала и мудрые врачебные советы: «Не сидите между человеком, у которого температура и озноб, и топящимся камином», а также описывала различные средства, применяемые в чрезвычайных с медицинской точки зрения ситуациях, таких как случайное отравление. В перечне эффективных мер для вызова рвоты она рекомендовала «введение табака в задний проход через трубку с жестким наконечником».
* * *
Якоб Риис, нью-йоркский журналист, посвятивший себя исследованию убогих жилищных условий американской бедноты, прибыл в Чикаго в весьма печальном настроении. В марте он провел встречу в «Халл-Хаусе»
[151] – реформатском центре, созданном Джейн Адамс
[152], известной как Святая Джейн. «Халл-Хаус», ставший бастионом прогрессивных идей, выдвинутых и поддерживаемых молодыми женщинами с непоколебимой волей и, как отметил один из гостей, «вкрапленными в их среду серьезными и мягкими мужчинами, которые незаметно, как тени, проскальзывали из комнаты в комнату». Кларенс Дэрроу регулярно проходил пешком короткое расстояние из своего офиса в «Рукери» до «Халл-Хауса», где его буквально боготворили за выдающийся интеллект и способность сопереживания, хотя за глаза безжалостно и издевательски высмеивали за хронически неаккуратную одежду и отнюдь не образцовое соблюдение правил личной гигиены.
Когда Риис выступал со своей речью, он и Адамс считались самыми известными людьми в Америке. Риис до этого побывал в самых грязных районах Чикаго и открыто объявил, что все виденное им здесь намного хуже того, что он видел в Нью-Йорке. В беседе он напомнил присутствующим о скором открытии выставки и предостерег их следующими словами: «Вам необходимо, так сказать, начать чистку домов, а также привести в более надлежащий вид свои аллеи и улицы; у нас, в Нью-Йорке, никогда, даже в самое неблагоприятное время года, не бывает столько грязи».
Фактически Чикаго в течение некоторого времени уже предпринимал попытки самоочищения, которые население поддержало, поскольку поддерживало и саму идею придания городу некой монументальности. Город решительнее взялся за уборку мусора, начал заново мостить аллеи и улицы. Был налажен контроль над задымлением, чтобы обеспечить повсеместное соблюдение предписаний по борьбе с дымом. Газеты объявили крестовый поход против аллей, заваленных опасным для здоровья гниющим мусором, против чрезмерного задымления и публиковали на своих страницах имена тех, кто наносил наибольший вред городской среде – и среди них только что построенный Бернэмом Масоник-Темпл-билдинг
[153], который «Чикаго трибюн» сравнила с Везувием.
Керри Ватсон, одна из наиболее известных мадам
[154] Чикаго, решила, что ее собственная деятельность заслуживает того, чтобы придать ей больший вес в глазах общества. Ее злачное место уже выглядело роскошным, с площадкой для игры в кегли, где кеглями служили бутылки с охлажденным шампанским, но теперь она решила увеличить количество спален в доме и удвоить штат. Она, как и другие содержательницы домов терпимости, предвидела огромный наплыв клиентуры. Миссис Ватсон и ее коллеги по ремеслу не допускали и мысли о том, чтобы в этих условиях оказаться несостоятельными. Клиенты также не должны уходить от них разочарованными. Позже ее товарка по прозвищу «Чикагский май» вспоминала тот неистовый год работы выставки с чувством отвращения и досады: «Какие непристойные штучки вытворяли некоторые девочки! Стоит мне вспомнить об этом, и меня начинает тошнить. Даже простое упоминание подробностей некоторых «цирковых номеров» уже является непечатным. Я думаю, что Риму в худшие моменты распущенности нравов было далеко до Чикаго в это ужасающее время».
* * *
Человеком, который помог Чикаго проявить гостеприимство в смысле, столь волнующем Керри Ватсон, ее товарку «Чикагский май», Микки Финна
[155] и Джона Кафлина по прозвищу Банщик
[156], а также нескольких сотен других хозяев питейных салонов и игорных заведений, был Картер Генри Гаррисон, которому за четыре срока пребывания на посту мэра удалось проделать серьезную работу по превращению Чикаго в город, терпимо относящийся к человеческим слабостям, даже в тех случаях, когда они становились почвой для серьезных амбиций. После поражения на выборах в 1891 году, когда он баллотировался на пятый срок, Гаррисон приобрел газету «Чикаго таймс», в которой занял пост главного редактора. К концу 1892 года он пришел к заключению, что ему больше по душе должность «выставочного мэра», заняв которую он провел бы город через эту наиболее славную в его истории эпоху. Но одного желания мало, и только ясный сигнал, что этого требует общество, мог позволить ему участвовать в избирательной кампании. Этот сигнал он получил. Группы поддержки Картера Г. Гаррисона возникли по всему городу, и сейчас, в начале 1893 года, Картер являлся одним из двух кандидатов, выдвинутых Демократической партией. Другим был Вашингтон Хесинг, редактор влиятельной немецкой ежедневной газеты «Стаатс-цайтунг».
Все выходящие в городе газеты, кроме принадлежащей Гаррисону «Таймс», выступили против него; против были и Бернэм, и большинство ведущих горожан. Для Бернэма и подобных ему граждан новый Чикаго, как символ Белого города, поднимающегося в Джексон-парке, требовал нового руководства – разумеется, не Гаррисона.
