К сожалению, твоя маленькая книжечка этого года отсутствует; значит, мне придется полагаться исключительно на свою память, а она, в общей рутине нашего существования (ты — в Сорбонне с утра до вечера, я — за моим рабочим столом), не дает мне много определенных вех.
Сдача немецкой 6-й армии под Сталинградом. Ты была в Сорбонне, я сидел и работал, и, как делалось часто, радио было открыто и слышалась тихая музыка — хорошая, классическая, не джаз. Вдруг резкий перерыв, и голос диктора произнес: «Французы и француженки, случилось великое несчастье! Все вы будете поражены горем, узнав, что грубая сила и варварский натиск могут еще побеждать рыцарскую доблесть, героизм и преданность высоким идеалам. После многих недель самоотверженной борьбы 6-я армия под Сталинградом сдалась. Но зло не может вечно торжествовать над добром! И пусть звуки могучей музыки Бетховена скажут вам, что защитники новой Европы ответят восточным дикарям своими блестящими победами».
После этого раздались звуки «Героической симфонии», которую «восточный дикарь» прослушал с огромной радостью. Вечером ты, я и Пренан обсуждали последствия этого события, которое сделало очевидным то, что я видел еще осенью: в войне наступил перелом, и немцы будут биты. Многие, выжидающие, что будет, стали тогда сочувствующими, а многие сочувствующие перешли в лагерь активных. Ко мне обращались очень многие с просьбой устроить их в организации Сопротивления. Одним из первых пришел Игорь Александрович Кривошеин, с которым мы все время находились в дружеском контакте. Он пришел не один, а в сопровождении своего масонского шефа генерала Голеевского.
Голеевский сказал, что их организация вступила на путь патриотической борьбы и, в частности, он очень просит меня помочь Игорю; я сделал бы это и без его просьбы. Игорь прибавил, что его мечта — вернуться в Россию и быть там полезным работником. Я ответил, что его участие в борьбе откроет этот путь, и назначил ему свидание с представителем FTPF
[1086]. Свидание состоялось, он понравился и был введен в группу разведки. Работа его шла с большим успехом; об этом я еще буду говорить. Иной исход имело обращение по тому же поводу Филоненко. Он был осмотрен, изучен, и с моим мнением относительно него ответственные лица согласились
[1087].
В какое-то утро появился неожиданно Филоненко и сообщил мне, что к нему пришел Савинков-сын и предложил ему писать военные обзоры для «Русского патриота»
[1088]. В тот же день пришел один из лагерных пораженцев, настроившихся после Сталинграда патриотически, и сказал, что на квартире у Маклакова некий Брестед раздавал участникам «подпольного комитета» номера «Русского патриота». Вечером пришел Кривошеин и сообщил о том же.
Итак, вот она, связь с советской организацией, но какой организацией? Если я, человек посторонний ей, в один и тот же день из трех различных источников узнаю о ее деятельности с именами участников, значит, что она, с конспиративной точки зрения, ничего не стоит. И притом из этих трех источников два подозрительны во всех отношениях.
Я сказал Игорю, что участие его в разведочной работе FTPF исключает для него всякую возможность вхождения в какую бы то ни было другую организацию — тем более такую, где провалы неизбежны по самой постановке дела. Он со мной очень быстро согласился, но, как выяснилось потом, не послушался. Вместе с тем я просил его предупредить, кого надо, о том, что вокруг организации слишком много болтовни и, в частности, относительно полной неуместности привлечения Филоненко. С этим он был вполне согласен
[1089].
Вместе с тем через аппарат FTPF я стал выяснять, является ли организация «Русского патриота» самочинной или же связана с советским представительством в Алжире. Ответ был, что связана и одобрена. Оставалось только пожать плечами
[1090].
