Весна была в полном разгаре, и у наших стен цвела сирень, а в саду — вишни. Но меблировка оказалась более чем скудная: в спальне стояла железная кровать с хорошим матрацем, без подушек; мы с собой привезли одеяло и простыни: можно спать. В столовой у стены была положена огромная «платформа», сколоченная из досок, и имелись стулья: можно сесть за стол. В третьей комнате ничего не было. Мы попросили садовника вскипятить нам воды для чая и сварить макароны, а также дать несколько поленьев дров. Все это мы очень быстро получили и сели есть: у нас с собой была кое-какая провизия. В этот момент через дверь в сад к нам проникли лучи заходящего солнца и ласково осветили наш стол и нас самих, и ты мне сказала: «Знаешь что? Я очень счастлива, что мы — здесь, и думаю, что все будет хорошо». Я поцеловал твою родную маленькую ручку.
После «обеда» мы вышли подышать в сад и обошли все наши владения. Прочно заперли ворота и убедились, что со двора в сад можно попасть только через наш дом. Заперли ставни и дверь на двор, и это дало надежду, что, если к нам будут ломиться, мы успеем сбежать через сад в поле. Мы прошлись по комнатам, чтобы обсудить наши хозяйственные нужды; составили программу на следующий день и прежде всего запланировали, конечно, визит к M-me Moulira в Chapelle-la-Reine; приятно поразились, что так спокойно, не слышно шума, не слышно голосов, и легли спать
[1156].
Утро следующего дня было лучезарно. Мы встали рано и занялись выяснением всего, что надо сделать. Печка, маленькая железная, находилась в кухне, но труб не было. Стенной шкаф, который заменял буфет и кладовую, имел бесчисленные дыры, через которые свободно проникали мыши: мы слышали их ночью. Не хватало нескольких стекол, а в кирпичном полу — нескольких плиток. В спальне также было много мышиных ходов.
Воду следовало брать на дворе у M-me Fournier: у нас не было. Кастрюли привезли с собой: в последний день в Париже, решив ехать в Achères, мы спешно отправились в посудно-жестяную лавку на rue Deufert-Rochereau, где купили три кастрюли, две сковородки, ведро, чайник и еще что-то. В помещении совершенно не было клозета, не было его и во дворе: пришлось пока использовать ведро.
Пока мы обсуждали и осматривали все это, пришла M-me Fournier и очень любезно предложила ряд улучшений нашего хозяйства. Для того, чтобы избавляться от «продуктов», на дальнем конце усадьбы, почти у выхода в поле, была выкопана яма. Для вставки стекол и прочего M-me Fournier согласилась взять на себя все расходы, но у нее не было рабочих. Их можно было найти в La Chapelle-la-Reine, но она выразила сомнение, сумеем ли мы побудить рабочих приехать сюда.
Обсудив все, мы разделили работу: ты села на велосипед и поехала в Chapelle-la-Reine, а я отправился к Ragobert относительно дров и к милейшему Bisson относительно труб для печки, а также — к Poli, чтобы перевезти на тачке наши вещи, которые мы с Bruns в свое время у них оставили. Ragobert обещал дрова и в тот же день сдержал обещание. У Bisson оказались ненужные трубы, и он пришел, чтобы их поставить. Я добежал до Poli, и вместе с их сыном мы погрузили на тачки наши ящики и доставили их на место. К твоему возвращению из Chapelle-la-Reine все было готово.
Ты вернулась от M-me Moulira и мясника с провиантом и обещанием визита стекольщика в тот же день после завтрака; у посудника ты нашла несколько тарелок, чашек, блюдец. К крайнему удивлению M-me Fournier, когда она зашла к нам после завтрака, стекольщик уже работал; он же должен был починить пол, а я, используя привезенный тобой килограмм сухого цемента, залеплял в это время мышиные дыры. M-me Fournier спросила у стекольщика, когда он приедет к ней, и тот с видом человека, который попался, пробормотал: «Как только окончу здесь… Я только не уверен, что у меня останется много времени». После ухода M-me Fournier он разъяснил, что «que la dame est régardante et difficile»
[1157], и он предпочитает нашу манеру делать дела. Иными словами, M-me Fournier имела репутацию плохой плательщицы, к тому же — придирчивой. Он поинтересовался, кто заплатит ему за работу, и ты сейчас же ответила: «За работу здесь, как с вами и условились, заплатим мы и сейчас же». Он просиял и прибавил: «Вот с вами иметь дело и просто, и приятно».
Как только мы остались одни, ты передала мне предложение M-me Moulira: ее сын, учитель школы и секретарь мэрии в Nonville, нашел для нас в наем дом, хорошо оборудованный, и нужно быстро дать ему ответ. Обсудив вопрос, мы решили снять этот дом с тем, чтобы не торчать долго на одном месте. Уезжая, мы можем говорить, что дела требуют нашего присутствия в Париже, а, на самом деле, проводить некоторое время на другой базе. Население в Achères уже привыкло, что от времени до времени мы ездим в Париж, и поддерживать такую же версию в Nonville было бы для нас выгодно. M-me Moulira предлагала, если мы согласны, поехать с ней через два дня в Nonville и посмотреть все на месте. Так мы и порешили и немедленно протелефонировали ей.
Между Nonville и Chapelle-la-Reine существовало постоянное сообщение. Почту на своем камионе развозил один транспортный предприниматель из Nemours, и так как почтовое ведомство платило мало, оно предоставило ему право возить частные грузы и пассажиров. Это тоже было удобно.
И тут ты напомнила мне: «А как же с Парижем?» Дело в том, что перед отъездом из Парижа мы решили, что нам нужно будет через несколько дней проехать туда для устройства разных дел (связь с Игорем Кривошеиным, связь с Bruns и лабораторией и т. д.). У меня сейчас же возникло ощущение, что нам совершенно не следует возвращаться в Париж, и когда я это сказал, то увидел на твоем лице облегчение. У тебя было совершенно такое же ощущение. Мы решили поговорить с M-me Moulira относительно возможностей сноситься с Парижем. Другое решение: оставаться в помещении возможно меньше, уходя при всякой возможности в лес и поля.
К вечеру этого второго дня в Achères мы пошли повидаться с Poli и там за чашкой кофе узнали, что André вместе с группой молодежи прячется в лесу и что M-me Prenant часто приезжает сюда из Парижа. Таким образом у нас оказывалась еще одна связь с Парижем — связь, которой мы решили все-таки пользоваться возможно меньше ввиду полной деловой неспособности M-me Prenant
[1158].
Через два дня рано утром мы были в пути в Chapelle-la-Reine: ты — на велосипеде, а я — пешком. Почти всю дорогу, четыре километра, мы шли вместе, но затем ты покатилась скорее, чтобы предупредить M-me Moulira. Нам пришлось подождать минут двадцать, и подкатил почтовый камион. Шофер, он же — владелец, он же — концессионер почты, он же — транспортный предприниматель, по внешности напоминал гориллообразного шофера Gâtinaise, но стоял, так сказать, на высшей социальной ступени: это был очень бойкий делец, и я уверен, что теперь его «рукой не достанешь». Мы погрузились вместе с Шарлем и M-me Moulira, захватили с собой и мальчика, а ее сестра осталась в лавке обслуживать клиентов.
