Drach, Freymann и девицы слушали этот разговор с удивлением и недоумением. Вскоре мы встали, простились и ушли с тяжелым чувством. Потом все, я не скажу — забылось, но смягчилось и простилось: у меня — совсем, у тебя — с постоянной занозой на этом месте
[1163].
Далее из разговоров с M-me Prenant выяснилось, что группа молодежи в лесу не просто укрывалась, но должна была вооружиться и вести партизанскую войну с немцами. В настоящий момент оружия не было и оставалось неизвестно, когда они получат его и получат ли. Партизаны ночевали в пещере, в скалистой части леса, едва ли в километре-полутора от Achères. Серьезным вопросом для них было снабжение пищей и, прежде всего, водой: почти полное ее отсутствие является особенностью леса Fontainebleau. Как раз в этом году из-за отсутствия дождей все естественные водоемы в близкой части леса высохли и по ним можно было ходить, не замочив ног.
Дюжина молодых людей способна все-таки потребить значительное количество жидкости. Где ее брать? Achères находился от их базы в полутора километрах, Ury — в трех, Bois-Rond — в трех, Vaudoué — в четырех. А Achères, Meun и Ury обслуживались одним и тем же булочником, который развозил свою продукцию, знал в лицо каждого из жителей своего района, знал членов семейств, знал с точностью до 50 граммов их нужды и карточные права. Как тут сделать так, чтобы не привлечь внимание?
Принадлежавший к этой группе Laurent, сын Poli, снабжал товарищей пищей при помощи своих родителей, но все один делать не мог, и таким образом естественным самотеком члены группы начали похаживать в Achères. Задворками они проходили к усадьбе Poli, но земледельцы рано выходят на работу и, конечно, заметили эти хождения. Да и как их было не заметить? Самотеком или по взаимному уговору все члены группы одевались в береты и канадские куртки. Очень удобны, но во всей округе их никто больше не носил, и каждый такой приход в деревню отмечался десятком глаз.
Не довольствуясь этим, три-четыре человека (по очереди ли, я не знаю) приходили ночевать в пустовавший дом Пренана. Иногда они приходили и днем, чтобы купить папиросы или табак в кабаке Besson, который как раз — напротив. Пока один покупал и при этом выпивал рюмочку, что, конечно, не грех, остальные торчали на улице у входа в пренановский дом, а его владельцы жили почти напротив, рядом с кабаком. Эта старая и очень антипатичная пара, Bellanger, высовывалась в окна, наблюдала, что делается напротив, и с возмущением качала головой: население было оповещено, что каждый дом, где оказывается помощь партизанам, подлежит сожжению.
Я несколько раз наблюдал такую сцену и несколько раз предупреждал супругов Poli, что это — опасная игра, но безрезультатно. Как-то, когда я проходил мимо, супруги Bellanger остановили меня.
Bellanger: Вы знаете этих молодых людей?
Я: Так же, как и вы. Вероятно, приятели André Prenant по школе, и вместе проводят дни отдыха.
Bellanger (покрутив головами, с сомнением): Ну, нет! Почему же на них форма?
Я: Помилуйте, какая это форма? Береты носят все, а канадские куртки — это мода: их покупают все поголовно. Да вот, смотрите, один из них — в обыкновенном костюме.
Речь шла о начальнике группы Simon Poli, однофамильце здешних
[1164]. Тут уж супруги Bellanger возмутились: «А этот старый, что он тут делает с мальчишками? Нет, нет, не говорите! Все это ненормально и очень опасно». С подобными же вопросами обращались к нам и многие другие жители Achères. Среди них были сочувствующие, как наши старые друзья Ribet, и сомнительные, как Bellanger, и совсем неприятные. А сколько было таких, которые ничего не спрашивали, но все подмечали?
Мы взялись тоже оказывать помощь этой молодежи — закупками для них продовольствия, но, покупая, например, хлеб в необычном для нас количестве, я заметил чрезвычайно любознательный соображающий взгляд булочника. За хлебом приходил André, и мы заставили его входить к нам не с улицы, а из сада
[1165].
В один из наших приездов в Chapelle-la-Reine M-me Moulira напомнила, что нас ждут в Nonville, и мы решили туда поехать. Отъезд имел место около 8 мая — все с тем же церемониалом, т. е. пешком — велосипедом до Chapelle и оттуда с почтой. Мы прибыли утром к школе и направились с вещами в наш дом. День был жаркий и грозовой, и с меня лило из-за грузов, которые я тащил. И тут еще встретились два жандарма, которые внимательно и даже с иронией оглядели меня. Очевидно, они прекрасно понимали, в чем дело, но, как и большинство мелких служащих, воздерживались от неуместного усердия.
Мы с собой привезли некоторое продовольствие, но у нас еще не было местных связей, которыми нужно обзаводиться. Когда мы обратились к молодому Moulira, картина стала ясна: сам он был бы рад помочь нам в этом отношении, но его молодая супруга Madeleine смотрела на дело не так. Дочь мелкого торговца из Fontainebleau, она была полностью пропитана традициями жадности, скопидомства и мелочности, свойственными ее среде, и было обидно видеть это в молодом красивом существе. Относительно молока устроились на пол-литра у мэра и на литр у крупного фермера; это оказалось очень кстати, потому что достать масло было нельзя. Мы снимали сливки и сбивали масло на небольшой ручной маслобойке, которую нам мило ссужала старая M-me Chaussy. От нее же мы имели овощи и особенно салат, что было ценно при отсутствии фруктов. Добывать яйца и сыр оказалось очень трудно. Мяса не было нигде: его нам присылала M-me Moulira от того же мясника из Chapelle-la-Reine. Очень редко удавалось получить кролика или цыпленка.
Мы попробовали прибегнуть к лесу как источнику грибов, но в том сезоне их было очень мало, в чем нам пришлось уже убедиться в Achères. Походив часок, удавалось принести около десятка небольших сыроежек. Добавив к ним немного муки и два яйца, мы получали второе блюдо, не очень обильное. Первым блюдом являлся овощной суп. Третье: пряники и сухие бананы, довольно неприятные на вкус, но витамины! Их довольно много продавалось в ту эпоху без карточек: это был товар, который немцы признали негодным.
Мы очень много ходили по лесам: прежде всего пошли на большой холм вблизи деревни, который назывался «Cailloux» — «Камни», где находились сады и виноградники, принадлежащие жителям деревни. В это время года там еще ничего не было, но мы видели, что к осени будет великолепный урожай. Лес изобиловал живописными скалами и видами — не очень грандиозными, но приятными и уютными. К коммуне Nonville принадлежало еще несколько деревень, и мы осмотрели их со всех точек зрения. В нашем положении это было необходимо, и в некоторых деревнях нам удалось обзавестись хорошими связями.
Посредницей для нашей переписки являлась M-me Moulira. Она не была собственницей своей лавки, а служила управляющей одного из мелких отделений крупной кооперативной организации. К ней привозили товар из Парижа и увозили тару, и M-me Moulira могла пересылать письма так, чтобы они не шли через окрестные почтовые отделения. Для сношений с Achères нам служила M-me Poli, которая снабжалась в Chapelle и могла пересылать нам письма через посредство M-me Moulira. В Париже наш адрес, вернее — адрес M-me Moulira, имели очень немногие, в том числе Тоня и Bruns (из лаборатории), который этим путем пересылал нам деньги, но никто из них не знал, где собственно мы живем.
