В Париже нас ожидало туалетное дело, о котором я вспоминаю с удовольствием. Твоя серая шубка (коза, biquette, как мы называли ее, — та самая, которую ты носила в 1944 году, когда скрывались от немцев), старая, изношенная, стала совершенно невозможной, и мы решили ее заменить. Чем? Ты оббегала Париж в поисках лисьей шубки, изящной, прочной и дешевой, и нашла в новооткрытом меховом магазине на rue Bréa прекрасную шубку по дешевой рекламной цене. Но это было все-таки 24 000 франков: нам недоступно.
Совершенно случайно я взял в руки старое мартовское извещение из Recherche Scientifique — о суммах, которые мне были выплачены в 1945 году. Извещение было прислано для налога, и я уже использовал его. Взглянув снова на цифру, я удивился: она показалась мне слишком высокой. Таких сумм я не получал. Побежал в канцелярию Сорбонны: мне показали оправдательные документы, и на мой вопрос, где же деньги, ответили: «На вашем текущем счету в банке, как и полагается». Я побежал в банк, и там оказался излишек, мне неизвестный, в 36 000 франков. На мой вопрос, почему же не известили об этом, мне надменно ответили: «Мы — не почта, чтобы извещать о каждом перемещении сумм».
Таким образом мы смогли не только купить шубку, но ввиду близости твоего дня рождения я еще прибавил тебе в подарок хорошее шерстяное платье, тоже — по твоему выбору. Очень хорошо помню наши хождения на rue Bréa, веселые и дружные, 24 октября, 2 и 6 ноября. Нечасто я имел возможность купить тебе хороший подарок, доставлявший тебе длительное удовольствие
[1346].
Конец октября и первая половина ноября, как они значатся в твоем Agenda и живут в моей памяти, прошли довольно разнообразно.
31 октября ты пошла с Пренаном на «Belle de Cadix»
[1347], вернулась в восторге и хотела во что бы то ни стало пойти еще раз со мной, но не вышло; разные мелкие причины помешали это сделать, а потом, в начале 1950 года, я, когда остался один, не мог бы смотреть эту вещь без «неприличного» волнения.
3 ноября — воскресенье — goûter у Benoid. Как раз присутствовал муж его сестры — Melot, очень хороший инженер и симпатичный человек, но голлист. И как мы с ним сцепились: несмотря на все усилия хозяев и части гостей, расцепить нас было невозможно, однако не поссорились.
5 ноября в назначенное время я съездил за паспортами: не готовы, пожалуйте через неделю.
6 ноября вечером — русская организация Сопротивления: в общем — потерянное время, но не пойти невозможно.
9 ноября — Юлечкино рождение, наш большой праздник: дома одни.
10 ноября — в салоне на Quai d’Orsay: празднование октябрьской годовщины. Большего безобразия я не видал. Билеты стоили довольно дорого, и я предполагал, что можно будет прослушать речи и насладиться артистическими выступлениями, как полагается, сидя. На самом деле билетов распродали столько, что невозможно было проникнуть в залу. Тоня, распорядительница, повела себя, как и всегда в таких случаях, с глупой заносчивостью и находила такую организацию совершенно нормальной. Потеряв бессмысленно два часа, мы поторопились отправиться домой, несмотря на уговоры Тони остаться на бал; впоследствии она созналась, что мы были правы.
11 ноября в половине пятого мы повидались с Марьей Ивановной Балтрушайтис: она вернулась после длительного пребывания в Royat
[1348] (куда ездила для поправки сердца), и ей казалось, что есть улучшение. Она рассказывала очень образно, из чего складывалось ее существование, каким образом утром автокар забирал из отелей больных и развозил по лечебным местам: кого — пить воду, а кого — принимать ванны (она брала ванны), как автокар развозил их по домам, а затем — полный покой до следующего утра. Цены — очень недешевые и без гарантии: счет содержал кучу неожиданных приплат
[1349].
Этой осенью 1946 года мы занялись все кандидатурой Petit на пост директора Биологической станции в Banyuls и профессора Сорбонны. Я уже рассказывал о твоем пребывании на Пасхе в Марселе у твоей приятельницы Deb Schachter, бывшей M-lle Nedeler, твоей товарки по Сорбонне. Патроном Deb оказался наш давний знакомый Petit, энергичный зоолог, работавший в одной из лабораторий Museum
[1350]. Он исчез с нашего горизонта, отправленный в командировку на Мадагаскар. Вернувшись оттуда, он получил профессуру без кафедры в Марселе и заведывание морской станцией. Будучи левых убеждений, он во время войны работал в сопротивленческих организациях, сблизился с коммунистами и сам стал коммунистом. После освобождения он развил в Марселе большую политическую и журналистическую деятельность, и для него была находкой такая сотрудница, как коммунистка Deb, биолог, женщина с большой волей и энергией. Фактически она вела всю работу на морской станции, и Petit мог блистать на марсельском политическом небе.
Prenant и Teissier, побывав в Марселе одновременно с тобой, восхитились энергией Petit и решили провести его кандидатуру на освободившийся пост в Banyuls
[1351]. Ты взяла на себя роль толкача в Париже в биологических кругах, а я — среди физико-математиков. Делать это было нелегко, и в этой среде нужно было проявлять много выдержки и такта: дело с самого начала приняло политическую окраску. Влиятельные реакционеры, как, например, старик Caullery, сейчас же стали подыскивать более сильных кандидатов. Это было легко. Если у Petit была большая энергия и организационные способности, то его научные публикации были совершенно среднего класса, и в научных учреждениях не было недостатка, особенно — в провинции, в научных работниках более высокого уровня и плохо устроенных. Таким был Abeloos, которого реакционеры выдвинули против Petit. Abeloos тоже был bolchévisant и даже одно время член партии, но он быстро перешел на троцкистские позиции, и Caullery говорил направо и налево, особенно — налево: «Вот смотрите, я вовсе не исхожу из политических соображений, для меня троцкист столь же чужд, как и коммунист, но я не хочу в наш парижский университет вводить le plus petit de nos biologistes»
[1352]. Против Abeloos было много деловых соображений и прежде всего то, что он никогда не занимался вопросами морской биологии, не работал на морских станциях и не имел никакого понятия об обширном цикле проблем, с которыми придется сталкиваться директору станции в Banyuls.
