16 января вы с Тоней побывали в гостях у супругов Sautéy. Я не помню, почему не пошел — потому ли, что у меня к ним не было симпатии, или по какому-нибудь другому поводу, — но это было очень хорошо. Значительно позже Тоня рассказала нам необычайную историю об этой даме — историю, от которой у нас глаза на лоб полезли.
M-me Sautéy, бывшая M-me Katz, еврейка из Румынии, потеряла в самом начале оккупации своих родителей, захваченных немцами, а сама скрылась из Парижа в Бордо или Тулузу. На несколько лет всякие связи с ней были потеряны. Но в начале 1944 года она вдруг приходит к Тоне в сопровождении какого-то неизвестного молодого человека, которого представляет как своего жениха. Разговор сейчас же переходит на нас: «Где они? Скрываются? Вы не можете дать мне их адрес? Я хотела бы написать им, и могла бы быть очень полезной». Тоня, без всяких задних мыслей, хотела было удовлетворить эту просьбу; не имея прямого адреса, она сносилась с нами через M-me Moulira. Не знаю, что именно остановило Тонин язык, но адреса она не дала, и M-me Sautéy была разочарована.
Разговор перешел на другие темы, и вскоре гости поднялись. «А вы не боитесь находиться в Париже? Ведь вам было бы очень опасно попасться?» — спросила Тоня. M-me Sautéy усмехнулась: «Совершенно безопасно: я ночую у жениха, а он — инспектор охранной полиции…» Прошло полтора года, и M-me Sautéy снова появилась, на этот раз — в сопровождении M. Sautéy. Тоня как-то наедине спросила у нее: «А что же сталось с вашим женихом? Помните?» Ответ был дан безразличным тоном и заставил Тоню подскочить: «Ах, этот? Его во время освобождения убили резистанты».
Встретившись впоследствии у Тони с супругами Sautéy и с другой дамой, M-me Dietrich, я, при первой возможности, не мог не задать Тоне следующий вопрос: «Как можете вы принимать M-me Sautéy после того, что рассказали о ней?» Ответ был удивительный: «M-me Dietrich нисколько не лучше. Во время войны и оккупации она работала для немецкого сыска, и это M-me Dietrich предала польского патриота, которого вы, один раз, у нас встретили. Но она — крестная мать Таньки и очень ее любит». Я не мог не сказать Тоне, что нахожу эту терпимость, по меньшей мере, странной
[1464].
После высылки Игоря и других и обыска в советском лагере последовали другие высылки. Была распущена организация советских граждан («Советский патриот»)
[1465]. Наша организация русских сопротивленцев не была закрыта, потому что никогда не была разрешена. Мы, в начале нашей деятельности, сделали, что полагалось: послали в Префектуру полиции проект устава, список членов-учредителей, адрес. Это давало право существовать в ожидании ответа, который не приходил. Адрес был дан Кривошеина, и, следовательно, после его высылки, у полиции не было возможности официально уведомить организацию о ее разрешении или запрещении.
Собрать правление тоже не было возможности из-за высылки большинства его членов и боязни оставшихся чем-нибудь себя скомпрометировать. Единственно действующим органом оставалась Контрольная комиссия под моим председательством, и мы продолжали собираться по частным квартирам, преимущественно — у меня. Мы решили все-таки рассмотреть, насколько возможно, анкеты кандидатов в члены и выдать им удостоверения об участии в сопротивлении против немецких оккупантов. Эти удостоверения могли иметь интерес для заинтересованных лиц и действительно часто оказывались полезны.
Среди участников нашей организации был очень энергичный человек — инженер Монтуляк. После освобождения Франции он решил создать Союз русских инженеров — в противовес черносотенному Объединению русских дипломированных инженеров. Достаточно сказать, что это Объединение возглавлялось тем самым Финисовым, который занимался доносами в Компьенском лагере и предлагал свои услуги немцам в качестве специалиста по русским железным дорогам. Остальные члены этой непочтенной организации были ему под стать.
Монтуляк сумел создать крепкий и активный союз — с библиотекой, техническими и научными докладами, циклами образовательных лекций. Он, в числе прочих специалистов, пригласил и меня, и я с большим удовольствием прочитал для русских инженеров две лекции: одну — о Курской магнитной аномалии, другую — о долгосрочных предсказаниях погоды. Первая из них была прочитана 10 февраля 1948 года, вторая, если не ошибаюсь, — перед отъездом на летние каникулы
[1466].
И на этих собраниях я встретился со старыми знакомыми: ко мне подошел летчик-инженер Марш-Маршад, дядя Игоря — не Кривошеина, а твоего протеже и ученика. Так мы узнали, что после разных военных приключений Игорь очутился в Индокитае, там сдал экзамены на licence
[1467] и поступил на работу в Океанографический институт. Это нас очень порадовало: значит, твои усилия не пропали даром, и из бездельника вышел толк.
Другая встреча была гораздо менее приятной: ко мне подошла очень немолодая, но молодящаяся дама очень высокого роста — Татьяна Ивановна Алексинская, жена Григория Алексеевича Алексинского, бывшего большевика, бывшего депутата-большевика 2-й [Государственной] Думы, а ныне — ренегата во всех отношениях. Когда я буду вспоминать о гораздо более давних временах, я расскажу много о них, о нашей дружбе и о том, как и почему эта дружба кончилась
[1468].
