На 13 или 14 октября вечером в университетских зданиях был созван грандиозный митинг, где уже мало говорилось об Учредительном собрании, а обсуждались меры активной борьбы. Была принята резолюция с требованием от Городской Думы организации Национальной гвардии, и производилась запись в ее батальоны. Для поддержания этого требования была назначена на следующий день вооруженная демонстрация перед зданием Городской Думы. Эта резолюция предлагалась в целом ряде аудиторий Г. А. Алексинским, тогда одним из лучших большевистских агитаторов.
На следующее утро, захватив с собой неизменно сопровождавший меня маленький и, по правде говоря, довольно бесполезный револьвер, я отправился к зданию Думы. Там нашел я не то, что ожидал. Площадь была пуста. Разъезжали казаки, видны были кучки городовых. Я сделал попытку подойти к Думе, но сделался объектом усиленного внимания и воздействия и был принужден обратиться вспять. Пройдя на Театральную площадь и увидев там ту же картину, я пошел по Моховой улице к университету, где надеялся найти разъяснение. Разъяснение последовало несколько раньше: в Охотном группы штатских избивали проходивших людей сколько-нибудь интеллигентного вида. В университете на дворе была огромная толпа из рабочих и студентов. Оказалось, что демонстрация была отменена, по слухам, из-за нежелания Думы «разговаривать с толпой». В Думе велись переговоры представителями партий, союзов и общественных организаций, а снаружи мобилизованная черная сотня, полиция и казаки избивали немногих демонстрантов, по недоразумению приходивших к Думе. Действительно, организованный наспех лазарет в Физическом институте оказал уже помощь нескольким пострадавшим, и раненые прибывали. Шли упорные слухи о натиске на университет, а пытавшиеся уйти возвращались обратно, ибо незаметно окружившая университет цепь солдат никого не выпускала.
Пришлось подумать об обороне. Старое здание было забаррикадировано со всех сторон, вооруженные разделились на десятки и отряды по 4 десятка, невооруженные стали вооружаться палками, из химической лаборатории разобрали колбы с кислотами. Так началась «университетская осада», длившаяся до вечера следующего дня и показавшая яснее ясного, что без вооруженной силы пролетариату не обойтись, и расходившиеся оттуда уносили твердое решение вооружаться и силе противопоставить силу. На первом же заседании университетской организации было постановлено организовать боевую дружину, и выполнение этой задачи было возложено на В. П. Зачинщикова и на меня. Оба мы согласились лишь скрепя сердце, ибо работа по районам, в рабочих организациях, нас гораздо более привлекала. Позднее В. П. Зачинщиков сумел быть отозванным, и руководство боевой организацией было возложено исключительно на меня.
События после манифеста 17 октября еще более показали необходимость вооружаться. Побежденная власть отплатила победителям погромами, перед которыми бледнели дооктябрьские избиения. Убийство Баумана, убийство Грожана, ловля и избиение студентов, расправа на вокзале в Иваново-Вознесенске с Ольгой Михайловной Генкиной, погромы в Одессе, Твери, Томске, расстрел в Москве около Манежа толпы после похорон Баумана, нападение на университет, на Инженерное училище, на рабочий клуб в Сокольниках — вот события первых же дней после 17 октября. Было ясно, что борьба не кончена, а только начинается, и очередным лозунгом дня сделалось вооруженное восстание и планомерная подготовка к нему. Но прежде чем для партии выяснился вопрос о существе этого лозунга, пришлось подумать о необходимой обороне, и уже к похоронам Баумана (22 октября 1905 г.) были организованы многочисленные отряды крайне пестрого состава и пестрого вооружения и далеко не всегда боеспособные, но в общем и целом давшие хороший отпор черной сотне. Боевые организации различных партий разделили между собой город на участки и установили дежурства и обходы. После нескольких перестрелок, иногда анекдотических, когда и погромщики, и дружинники обращались в бегство, погромы и избиения в Москве прекратились, но отряды не были распущены и остались для охраны собраний, митингов, для борьбы с полицией и тому подобной очередной работы.
Лозунг «вооруженное восстание» все чаще и чаще раздавался на собраниях, но понимался различными партиями по-разному. Всего меньше симпатий к этому лозунгу испытывали меньшевики. После удачной октябрьской забастовки им казалось, что достаточно будет еще раз скрестить руки, чтобы доломать хребет самодержавию, и к организации боевых дружин они приступили нехотя и под давлением низов. Эсеры все еще не изжили героический период единоборств и, не имея корней в рабочих массах, организовывали небольшие отряды преимущественно интеллигентного состава. Под их влиянием находились также союзы, сыгравшие известную роль во время октябрьской забастовки (союз адвокатов, союз инженеров и т. д.), и сильно помогали им оружием, деньгами и т. д. Рабочие массы находились, главным образом, под влиянием большевиков, и боевая организация большевиков была преимущественно рабочей по составу и связывалась с заводскими, фабричными, районными и т. д. организациями, как выражались тогда — общепролетарскими.
Через несколько дней после похорон Баумана я получил приглашение на совещание представителей боевых дружин. Оно имело место в реальном училище Фидлера (Лобковский переулок, около Чистых прудов), где в то время собиралось большинство революционных организаций Москвы. Председательствовал на собрании представитель боевой организации при МК РСДРП «Афанасий Иванович» (Владимир Константинович Иванов). Представителем Замоскворецкого района был уже пожилой рабочий, старый партийный работник, имя которого я, к сожалению, забыл, хотя и встречался с ним впоследствии, после восстания, очень часто, а его помощником был тов. Яловецкий. Представителем Бутырского района был тов. «Коловрат», как и я, снятый с пропаганды и поставленный на боевую работу. Представителем Рогожского района был брат Г. А. Алексинского. Представителем Высшего технического училища был «Иосиф Георгиевич» (И. Г. Урысон, впоследствии под кличкой «Виктор» работавший в Петрограде). Пресня была представлена «Марьей Федоровной» — той самой партийной работницей, которой удалось бежать из Александровской больницы, о чем я уже говорил выше, и тов. «Горьким», рабочим с мебельной фабрики Шмидта. От Железнодорожного района присутствовал «Ермил Иванович» (Ильин — брат известного профессора И. А. Ильина). Представителей двух районов я, к сожалению, не помню.
От Московского Комитета присутствовал ответственный боевой организатор тов. «Евгений» (Кудрявцев), в короткой речи сообщивший нам об учреждении боевой организации и об ее строении и задачах. По его мысли, боевая организация складывалась из следующих частей: часть «строевая», ведающая живой силой, боевыми дружинами, их организацией, обучением и т. д.; часть техническая, ведающая изготовлением бомб, взрывчатых веществ и т. д.; часть оружейная, ведающая закупкой оружия, его транспортом, распределением и т. д. Данное совещание объединило лишь работников по «строевой» части, и две остальные части были строго законспирированы.
На совещании выяснилась прежде всего чрезвычайная численная слабость организации: во всех районах, во всех дружинах оказалось вместе не более 250 дружинников. Подсчет оружия дал также печальные результаты: часть была вооружена револьверами старых систем, половина — браунингами, остальные — маузерами, винчестерами, парабеллумами, а некоторые — даже варварскими дробометами Браунинга. Конечно, первым делом мы вынесли постановление об однородности вооружения. Но по вопросу о желательном типе оружия не могли прийти к соглашению. Какой тип оружия наиболее пригоден для уличного боя и как представлять себе самый уличный бой? В этом отношении взгляды очень расходились. Одни читали и хорошо читали книжки П. Ро-ля «Как происходили революции в Западной Европе» и Северцева (В. В. Филатова) об уличном бое и представляли себе уличный бой в виде баррикадной, а по Северцеву — даже окопной войны, причем войска атакуют и берут приступом баррикады, как это делалось во время июньского восстания 1848 года, под градом пуль осажденных. Другие не менее хорошо читали истории партизанских войн и представляли себе восстание в виде малой войны небольшими кучками, без всяких баррикад, не захватывая определенных районов, против врага, которого эта тактика измора все более и более деморализует. Первые были сторонниками более тяжелого, понимая под этим пистолеты Маузера, с приставными ложами, и легкие карабины, другие защищали браунинги и решительно отвергали всякое более громоздкое оружие как «неконспиративное». Последнюю точку зрения защищал «Евгений». Мы увидим, что ошибались и те, и другие тем, что недооценивали дальнобойности современной винтовки и преуменьшали расстояние, на каком начинается боевое соприкосновение с войсками.
