– ¡Joder
[42]!.. Странный малый, — сказал фотограф.
— Не нравится мне видеть его в таком состоянии. Он неплохой человек, но его реакцию никогда не угадаешь… А ведь я тебе обещала спокойную командировку…
— Да уж, я совсем другого ожидал. Ты говорила об особом искусстве жить, о городе, где чувствуешь себя хорошо…
— Сожалею, что все так гнусно началось.
Лора вздохнула, заново перевязала узел своего шарфа и предложила отправиться в «Отель дез Артист», где они оставили свой багаж у регистрационной стойки, даже не потрудившись вселиться в свои номера, потому что, как только такси доставило их гостиницу, они сразу же поспешили к месту разыгравшейся драмы. Пако даже не успел взять с собой фотоаппарат.
Шагая в сторону полуострова, журналистка объяснила, что их с Тевене связывало многолетнее знакомство; Жером вообще был одним из редких рестораторов, кому она позволяла обращаться к себе на «ты». Он знал ее еще простой журналисткой-внештатницей, когда она оказалась в Лионе во время своей первой профессиональной комадировки в провинцию. Она также симпатизировала и его семье, жене и детям, чью боль теперь вполне представляла себе, и его сестре, которой наверняка было сейчас не легче.
— Какая катастрофа! До сих пор никак в голове не укладывается…
Вернувшись на площадь Целестинцев и войдя в холл гостиницы, они извинились перед девушкой-регистраторшей за то, что ушли так поспешно. Потом заполнили свои регистрационные карточки, а девушка за стойкой дважды пыталась произнести по складам имя фотографа, после чего тот посчитал себя обязанным дать кое-какие объяснения. Дескать, хотя всем проще называть его Пако, при крещении он получил в честь деда имя Эрменехильдо. Далее последовала демонстрация: раскатистое «р» на кончике языка, потом вырванное из глубины горла «х» — испанская «хота» — всего пять слогов. В общем, ему было чем обескуражить молодую француженку, даже самую любезную и обаятельную. Девица покраснела и тотчас же побежала за багажом, чтобы скрыть свое смущение.
— Коронный номер — настоящий Latin lover! — усмехнулась Лора. — Предполагаю, это всегда срабатывает?
— По крайней мере, позволяет не остаться незамеченным.
Каждый поднялся в свой номер, чтобы освежиться. Они дали себе полчаса, прежде чем снова встретиться в холле.
— Я тут пораскинула мозгами: меняем наши планы… — заявила Лора, не дожидаясь одобрения своего помощника. — Думаю, что лучше всего сразу же отправиться с визитом к Жилю Мандрену, хозяину «Моего Цыпленочка»… Он был лучшим другом Жерома, и наименьшее, что я могу сделать, это поддержать его.
На самом деле Лора не слишком близко знала этого краснощекого ресторатора, одну из самых колоритных фигур улицы Мерсьер, но она всегда ценила его работу, умение принять посетителей и достоинства его всегда безупречного меню. Румяное лицо и встопорщенный на макушке белокурый вихор, полные щеки и внушительное пузо — Мандрен был олицетворением того, кого обычно называют бонвиваном, одним из тех, кто решил, что лучше пользоваться жизнью, а не пытаться понять ее смысл. Он и вел себя как привередливый жуир, вечно ищущий еще неизведанных удовольствий, но все же не забывая удовлетворять свои увлечения с простодушием не знающего пресыщенности херувимчика. Ужасно избалованный своей матерью, он вырос, царя среди сестер и братьев, где всегда чувствовал себя избранником. Поскольку никто не осмелился подвергнуть сомнению родительское решение, он совершенно естественно унаследовал семейный ресторан, который тотчас же перекрестил в «Мой Цыпленочек», как напоминание о ласкательном прозвище, которым наградила его маменька еще в самом нежном возрасте.
Как всегда Лора не смогла удержаться и описала ситуацию с добавлением персонажей и декораций и только после этого представила ее Пако. Так он мог лучше уловить ее дух и запечатлеть неумолимым глазом своего объектива. Сосредоточившись, фотограф молча слушал.
Им понадобилось всего пять минут, чтобы дойти до улицы Мерсьер и толкнуть тяжелую, обитую гвоздями дверь ресторана. Едва оказавшись под высоким стрельчатым потолком первого зала, Лора увидела скорбное лицо Жиля и не смогла скрыть своего волнения. Его глаза покраснели, веки опухли, щеки обвисли, кожа приобрела восковой оттенок — он потерял все свое обычное благодушие. Даже живот, хоть и выпирал по-прежнему, казался теперь каким-то дряблым и распущенным, словно его туловище, еще вчера такое крепкое и молодцеватое, больше не могло его выдерживать, словно плечи, обычно такие могучие, сегодня лишились силы и отреклись от своего недавнего чванства.
Мандрен на какой-то краткий миг остолбенел при появлении гастрономического критика. Потом медленно обогнул стойку, подошел к Лоре и заключил ее в объятия.
— Как я рад вас видеть, — сказал он наконец, подавив рыдание. — Ну что за паскудство! Жером был таким хорошим мужиком!
Лора не мешала его излияниям, хоть и была смущена такой неожиданной фамильярностью; ее небольшое тело было целиком поглощено этим могучим объятием, нос утонул в складках белой куртки с изображением желтого цыпленка. Она подождала, когда ресторатор немного успокоится, и высвободилась.
— Как вы догадываетесь, я пришла к вам вовсе не по работе, — сказала она с чувством.
Жиль Мандрен вытер лицо клетчатой тряпкой, висевшей у него на поясе.
— Не знаю, как я смогу работать сегодня… но придется!
— А вы не думали закрыться?
— Через четверть часа люди придут, у меня больше половины столиков забронировано. Как говорится, шоу продолжается!
Мандрен направился к кухне, они пошли следом.
— Никогда не следует начинать день с пустым нутром, — бросил он, начав резать большущий каравай хлеба, захрустевший под его ножом. — Возьмите себе тарелку из стопки и накладывайте… На здоровье!
Пако приблизился к длинному столу из нержавейки, на котором помощник повара заканчивал расставлять блюда. Ветчина, приправленная резаной петрушкой в божоле, гратоны
[43], сардельки с фисташками и сморчками, сычуг со шпинатом, колбаса из белого птичьего мяса с фуа-гра, салат со свиным рылом или с говяжьими губами, сухая лионская колбаса «розетта», толстая лионская колбаса «жезю», колбаса «сабоде́»
[44], тушенная в красном вине, — у фотографа глаза разбегались. Он вооружился фотоаппаратом и сделал несколько снимков.
— Эй, артист! Забудьте пока о работе, так ваша начальница сказала… — громыхнул Жиль Мандрен, протянув ему ломоть хлеба, на который только что положил кусок теплой сардельки. — Вот, держите-ка, это посерьезнее будет.
Пако не пришлось долго уговаривать, и он тотчас же впился в угощение зубами. Стоявшая чуть поодаль Лора удовлетворилась тем, что поклевала два фирменных блюда этого ресторана: достала из низкой кастрюли ножку цыпленка в уксусе и отведала от нее два крохотных лоскутка мяса, а также взяла себе немного пирога с птичьей печенкой и стала медленно смаковать бархатистую начинку, таившуюся под воздушной корочкой суфле. Чтобы превознести изысканность этих блюд на вкладыше с рецептами, которые публиковались в «Гастрономических радостях», этого ей было вполне достаточно; но в первую очередь дегустация успокоила ее тем, что здесь все осталось неизменным: то же изощренное равновесие между кисловатым и маслянистым, то же мастерство приготовления и безупречное искусство подавать немудреную и вполне доступную пищу — хотя так сложно сделать это просто.
