– Там Горазд Рыжин и застрял. Денег у него – прорва. Вот он и дерет этих девок одну за другой. Я его пьяным застал. Запой у него был.
– Петр Ильич, – окликнул меня Степан.
– Чего тебе?
– У Горазда такие запои бывают – о-го-го! Днями пьет! А то и неделями! Когда Дармидонта Михайловича нет, конечно. Его одного и опасается. А тут, среди гулящего бабья, как бы не окочурился наш Горазд.
В который раз мы перегнулись с майором Жабниковым.
– Сколько туда? – спросил я.
– Если сейчас выдвинемся, к утру будем, – заверил меня майор.
– Тогда по коням, господа, – четко сказал я.
– Слышали Петра Ильича? – кивнул своим Жабников. – Господа из жандармского управления остаются здесь, остальные за мной.
В Семиярск мы влетели на рассвете. Как раз по той дороге, где и спал мирным сном дом терпимости с ярким и призывным названием «Мадам де Помпадур». На самом деле, так назывался салон модной одежды внизу. За стеклянными витринами на первом этаже красовались дорогие платья. И сам трехэтажный дом, как объяснил мне по дороге Жабников, числился просто доходным домом, где сдавались номера, но начинка у этого расчудесного гнезда была самая что ни на есть чувственная и порочная. «Кому он принадлежит?» – спросил я, слушая обстоятельный рассказ о злачном месте. «Держит его некто мадам Ракитина, – ответил майор. – Как я понимаю, и сама в прошлом жрица той же древней профессии. Но защита у нее что надо – все ей сходит с рук. О подробностях распространяться не имею права».
Маленькая армия сыскарей на несколько секунд остановилась перед домиком-пряником.
– Уж больно красив он, а, Петр Ильич? – тихонько шепнул Степан. – Ухожен как! Сразу видно: дамы тут обитают!
– А с торца дома и винная лавка имеется, – сказал майор, когда мы поднимались по лесенке на крыльцо. – Все для сладкой и беззаботной жизни. Были бы только денежки! Тут и жить можно.
Жабников громко и настойчиво постучал кулаком в дверь. Еще раз и еще.
– Сейчас, сейчас! – ответил заспанный мужской голос. – Порядочные люди в это время спать ложатся, а вы – будить! – зазвенели засовы. – Экие ж вы черти!
– Ну, это смотря, кто такие для вас порядочные люди, – сказал майор Жабников открывшему двери заспанному сторожу.
Тот был немолод, розовощек, в мятой косоворотке. И синяком под глазом, напоминавшим кляксу.
– А вот и бог Пан, – заметил я. – Вот где Великие Дионисии с утра до ночи!
– Кто такие? – сморщился сторож.
– Полиция, любезный, дорогу нам, – Жабников отодвинул хмельного сторожа и вошел в вестибюль.
– Не признал, не признал, – уже в спину им стал кланяться розовощекий пожилой сторож с фингалом. – Хотите, девочек разбудим?
– Заткнись, – вполоборота бросил Жабников.
Вестибюль, а за ним и холл были обшиты розовым материалом. Висели аляповатые картины с дамочками в париках, с обнаженной грудью, открытыми ногами; с игривыми кавалерами вокруг них, слетевшимися точно пчелы на мед.
– Мы господам всегда услужить головы, – заметил сторож.
– Тебе же сказали – заткнись, – послышался с лестничного марша женский голос.
– Да что случилось-то? – вопросил сторож.
– А то и случилось, – к ним спустилась немолодая дама с немного отечным, перепудренным, но все еще хранившим остатки былой привлекательности лицом, и даже в летах сохранившая волнующие формы. Ее плечи и начало пышной груди были вызывающе открыты – мадам все еще хотелось выглядеть красоткой. – Доигрался наш постоялец. Донесли-таки! Видишь, вся полиция Семиярска тут!
– А-а, – протянул сторож. – Тогда ясно… он того… лишковал в эти дни, ой как много лишковал! Рукоприкладствовал даже…
– Доброе утро, мадам Ракитина, – холодно поздоровался майор Жабников и, еще не совсем понимая, куда клонит хозяйка, грозно спросил: – Горазд Рыжин у вас?
– Я ж говорила тебе, – мадам обратилась к сторожу, – сколько бы веревочке ни виться, конец будет. Он уже по всем нашим девкам прошелся, – объяснила она Жабникову, взглядом профессионалки разглядывая мужчин, – всех, кто живет в этом доме, поимел, разве что кроме меня, Матрены и сторожа нашего. А Люльку Ссадину и Милку Колбасьеву уже и отлупить успел. Особенно Люльке досталось. Они теперь переживают. За мордашки-то свои. А теперь запой у него. И все равно посещать его требует, – с усмешкой добавила она. – Ну, так деньги уплочены, – пожала полными голыми плечами мадам, – мы готовы порадовать Горазда Никитича. Лишь бы не колотил больше никого. Кто вызвал-то вас?
– Вам лучше этого не знать, мадам, – сказал майор Жабников. – К вашему публичному дому это отношения не имеет.
– Вот как?
– Именно так. Он вооружен?
– Кто, Рыжин?
– Разумеется.
– Да он в стельку! – развела она руками. – Был у него револьвер – так мы его убрали от греха подальше.
– И на том спасибо. А теперь проводите нас к нему.
– Матрена! – крикнула мадам Ракитина.
– Матрена! – завопил сторож.
Вышла еще одна женщина, пожилая, что ведала тут по хозяйственной части. Одетая скромно и грозная видом.
– Отведи господ полицейских к Рыжину, – попросила Ракитина.
– Слушаюсь, мадам, – ответила та. – Идемте, – кивнула она на лестницу. – Я бы сама его скрутила, бывали дела, да уж больно здоров!
Мы вышли на второй этаж. Из дверей выглядывали заспанные мордашки девиц. Парочка чмокнули губами в направление полицейских. «Я свободна, господа! – сказала одна. – Милости просим!»
– А блудницы-то хороши! – прошептал Степан мне на ухо. – И дом красив, и девки что надо! У-ух!
– Тс-с! – бросил я. – Не за тем мы здесь! А домик и впрямь веселый! – не смог не согласиться я. – «Мулен Руж» прям!
Из одной двери высунулась мордашка с подбитым глазом и распухшим носом.
– К Рыжину, господа полицейские? – спросила она.
Наша принадлежность распознавалась этими дамами сразу.
– К нему, красавица, – ответил один из сыскарей.
– Пристрелите его, – посоветовала она.
– Скройся, Люлька! – вполоборота рявкнула на нее Матрена.
Та с неохотой закрыла дверь. Мы вошли в апартаменты развратника и выпивохи. Он лежал в середине комнаты на боку, с задранной рубахой, голым вывалившимся брюхом, подложив ручищи под голову. И тяжело храпел.
– Забирайте вашего клиента, господа жандармы, – сказала Матрена.
– Опять везение? – усмехнулся Жабников.
– Сейчас увидим, – ответил я.
Мы обошли его кругом. Несмотря на свою фамилию, волосы и бороду Рыжин имел смоляные. Сальное лицо его горело от выпитого алкоголя. Он был похож на обожравшегося до полусмерти кабана, которому ни до чего нет дела. Даже до нагрянувших охотников! Жабников пнул тушу, но Горазд Рыжин только тяжело и громко всхрапнул. Пнул еще раз, но тот лишь неохотно дернулся. Тогда Жабников склонился над дрыхнувшим клиентом публичного дома.
