К уснувшей подо льдом Волге!
Вот где было разгуляться нашей тройке! Мы неслись по ровному и плотному покрову. Не будь этого снега, кони тотчас бы сдались. Поплыли бы кто куда. Да снег на наше счастье был хорош!
– Не угодим в полынью, до Самары раза в два быстрее доберемся! – крикнул через плечо извозчик. – Богу молитесь, господа инспектора!
Впереди начинался остров Козлиный – длинный и узкий, покрытый редким лесом. Он был известен всей Средней Волге. Когда-то тут разбивали военные лагеря казаки, чтобы потом набрасываться на степняков или своих же русских купцов. А ныне каждое лето сюда приплывали на лодочках дачники-пляжники. Да и кораблики причаливали сюда частенько, и веселые компании гуляли тут днями напролет! Сейчас же остров Козлиный выглядел холодным и пустынным – прибежищем для зверья! Мне показалось, что я вижу серый дымок, поднимавшийся с той стороны острова. Да мало ли чего не привидится в такую ночь!
Холодную, враждебную, опасную.
Но стоило нам приблизиться, дымок, если он и был, исчез. Я так и знал – мираж!..
Уже четверть часа мы шли вдоль острова, особенно узкого в этих местах. И несколько раз, щурясь от ветра и снега, я смотрел вправо – на полосы редкого леса. Что это было? – еще один мираж? Призрак? И наконец с бешено заколотившимся сердцем, я разглядел то, что на первый взгляд меня удивило – там, за этими рваными лесочками! Черное пятно неслось так же, как и мы, почти летело – и в том же направлении! И тогда я понял разом, что в четверти версты, параллельно нам, вперед летят другие сани!
– Они! – привстав, неистово выкрикнул я и схватил Степана за плечо. – Вправо гляди, вправо! Видишь, сани?! Это он, Кабанин, жизнью клянусь!
Жмурясь от колючего снега, Степан сам ухватил меня за рукав.
– Вижу, Петр Ильич, вижу! – с азартом охотника вырвалось у него. – Они, черти! Они, они!
– Да где же, где?! – бросил назад извозчик, тоже таращась вправо, но урывками, боясь не уследить за конями. – Вижу: сани! Неужто они?! Но откуда?!
– Привал у них был, вот откуда! – бросил я. – Они ж не ждали погони! Решили передохнуть! Это их был дымок, их! Не спятил, выходит! – Я тоже доставал карабин.
Степан уже ухватил свой, крепко прилаживал прикладом к плечу.
– Ох, чую, начнется сейчас битва! – выпалил извозчик. – Только я под пули лезть не брался, ваше сиятельство! Надобно деньжат набросить! У меня внуки, кормить надо!
– В пять раз больше получишь, коли выживем!
– Добро, сударь! – горячо и зло ответил извозчик. – Вот теперь хороша денежка! Теперь повоюем!
Но нас опередили! Четкий выстрел эхом порвал черную зимнюю ночь над Волгой, за ним второй, третий… пятый, и в следующее мгновение наш извозчик всплеснул руками, отпуская поводья, и повалился назад. Я был уверен, били по лошадям, просто по летящему черному пятну, да попали в человека! Шея возницы была прострелена, кровь широко и черно выползала из раны. «Хороша денежка, ваше сиятельство!» – захлебываясь, повторил он, страшно захрипел и стих. Уже навсегда.
– Никола, сволочь! – прохрипел Степан. – Он это, он! Как кот в темноте видит!
Тройка лишилась возницы, но, еще не зная о том, разгоряченная и сумасшедшая летела вперед – летела с прежним огнем.
– Стрелять ты будешь! – бросил я, откладывая карабин, и полез на козлы. – Только дай вожжи возьму, а то понесут от огня лошади, разобьемся к чертовой матери!
– Перебьют, Петр Ильич! – взорвался мой спутник. – Перещелкает нас Никола!
– Жди! – в ответ рявкнул я.
Я знал: палить через треть версты, да на такой скорости, да еще через лесок, это не шутка! Только великий охотник и сумеет! А казак Никола и Степан Горбунов были таковыми!
И едва я совладал с лошадьми, как открыл огонь из своего карабина Степан. Выстрел, второй, третий!..
– Один есть! – на этом самом третьем коротко бросил он.
Четыре, пять!..
– Еще, кажись, один! – с восторгом завопил Степан и полез за новым магазином. – Двоих снял, Петр Ильич!
И вот тут, с той стороны острова Козлиный, наш враг вновь открыл огонь. И попал, куда целился. Правый наш рысак дико захрипел, ноги его подрезало, и сорвав бег всей тройки, сломав ее, на лету повалился в снег. Но чуть прежде я увидел, как Степан, зверем почуяв беду, выпрыгнул из саней, прижав к груди карабин. Все, что я услышал, его яростный крик:
– Не спущу! – его крики перебивались выстрелами. – Не уйдете, сволочи!
А уже в следующее мгновение, выбросив и меня прочь, сани закувыркались, точно спичечный коробок, подхваченный внезапным порывом ветра…
Я очнулся в тот момент, когда эхо выстрелов уже таяло над заледеневшей Волгой и лесами. В голове гудело, в ушах все еще стоял надрывный голос Степана. Я оторвал щеку от снега. Встряхнулся, соображая, не покалечен ли? А если покалечен, то насколько? Рядом жалобно стонали лошади. Одна из их подыхала и мучилась особенно сильно. В нескольких шагах от меня лежал убитый извозчик. Переломанный, жалкий, с черной от крови шеей. И смотрел на меня пустыми водянистыми глазами.
– Петр Ильич, живы?! – спросили из-за спины.
Еще раз встряхнул головой.
– Кажется, – я приподнялся на руках, осторожно потянулся.
– Ну, слава богу!
– Только ногу подбил… А вот ушиб или вывих, надо разобраться… Ух!.. Колено!.. А где эти? – оглядываясь, спросил я.
– Сукины дети? – усмехнулся за моей спиной Степан, морщась от боли. – Да хрен их знает. По дороге в Самару, думаю. Только вот уверен, сани одних мертвяков везут. Или кровью гады истекают. Я в них весь магазин уложил.
– А ты ловко из саней выпрыгнул, – усмехнулся я. – Пулей! Такому не научишься, таким родиться надо. – Я рассмеялся и тотчас, морщась, ухватился за левое колено. – Вот незадача! А как лошади наши? Стонут и стонут, бедняги!
– Сейчас…
Через несколько минут Степан вернулся.
– С лошадями худо, Петр Ильич, правая – наповал, средняя – ранена в бок, сдыхает, левая – сломала передние ноги. Тоже – того. Вот только перезаряжу магазин…
Грянули выстрелы, лошади затихли.
– И лошадок жалко, и извозчика нашего, – вскоре надо мной вздохнул Степан. – Я вот что, огонь разведу. Раньше утра нас не отыщут, лошадей нет, у вас нога подбита. Без огня мы околеем. Сани против ветра поставлю, покрывала есть, стерпим. Ужин приготовлю. И себя, как часового, выставлю. А вы, самое главное, коленом своим займитесь. Хорошо, что врача дожидаться не надо, – усмехнулся Степан. – Верно, Петр Ильич?
Ночью вновь поднялась метель – та степная волжская метель, которая крутит и крутит без устали с начала февраля до середины марта, от которой спасения нет и на улицах волжских городов, а что тут говорить о самой Волге! Об открытом ледяном просторе, где эта метель – бессрочная хозяйка, покуда холода, и владыка всему, каждой пяди земли!
