– Вы – командир отряда, Петр Ильич, – сказал Веригин, – так решил граф Кураев, и я полностью вверяю нашу судьбу в ваши руки.
В этот момент добрались и до нашего окна. Толпа ихэтуаней лупила в стекло палками и руками, и только огромное количество взбешенных врагов, мешавших друг другу, не позволяло им высадить стекло нашего купе. Но от ударов камнями и палками оно уже треснуло.
– Бог мой, – вдруг кивнул на окно Беженцев. – Они наших людей из вагона выводят! Бог мой! Петр Ильич, господа! Да они их кончать будут!
Вот когда мы, несмотря на летевшие в окно купе камни, потянулись взглядами туда, куда указывал поручик Беженцев. Ихэтуани выволокли из поезда уже не менее двух десятков людей, и среди них я разглядел Венедиктовых. То, что было дальше, укололо в самое сердце. Испугало меня. Так я боялся только тогда, когда узнал, что Марфушу увезли бандиты Кабанина на свой хутор. Приглушенные крики, полные отчаяния, уже летели с той стороны. Ихэтуани поставили полковника Венедиктова на колени, освободили круг, один из «черных ихэтуаней» вытащил самурайский меч, взмахнул им… и обезглавил полковника. Затем они схватили его жену и тоже бросили ее на колени, и еще с пяток русских.
– Для чего на свете живем, а, Петр Ильич? – вдруг спросил Жабников. – Чтобы на такое глядеть и молчать? Я – русский офицер, и так не могу. Пора драться.
Для нас все решилось мгновенно.
– Пора, – кивнул я. – Господа Жабников, Скороспелов, Беженцев, приказываю выбить окно, пристрелить черных ихэтуаней, которые начали расправу, и держать оборону. В остальном, майор, действуйте по обстоятельствам, – кивнул я. – Выполнять!
– Есть! – почуяв битву, кивнул офицер.
– Только берегитесь ножей! – предупредил я. – Господин Веригин, в коридор! Будьте начеку! Степан, за мной! – скомандовал я.
За моей спиной прикладами наши высадили окно – залп оглушил ихэтуаней. Я заскочил в соседнее купе. Там окно уже было выбито, в купе лезли двое повстанцев. Выбросив руку с револьвером вперед, я выстрелили каждому в лицо и бросил через плечо Степану: «Держи оборону!» Из нашего купе уже палили ружья – залп шел за залпом. Вопли смертельно раненных отрадно резанули мой слух. Смертоносный огонь устрашил разбойников. Получив отпор, они разом отхлынули. Я увидел, что казнь мирных пассажиров остановилась – наши уложили с десяток самых воинственных ихэтуаней. Палачи разом превратились в жертв. Но хоть они и боялись, и расступились, все же искали тех, кто решил не сдаваться и объявил им войну.
Я побежал по коридору. То и дело хлопали двери, выглядывали до смерти перепуганные пассажиры. Иные были просто парализованы происходящим.
– Мистер Смит! – забарабанил кулаком в купе. – Открывайте! Васильчиков!
Американец распахнул купе. Он был бледен, в его зубах развалилась перекушенная сигара.
– То, что надо, – кивнул я, увидев в середине его купе полусобранный пулемет Гатлинга. Еще двое пассажиров – муж и жена, из обывателей – вжались в стену. – Уходите! – бросил я. (Те мгновенно выскочили.) – Степан, помогай!
– Да что ж делать-то, скажите? Это что за штука такая?
В эту минуту окно американца выбили камнем. Расправа началась как раз напротив его купе. Обезглавленный полковник Венедиктов лежал в луже собственной крови, рядом с ним были изрублены еще несколько человек, но женщин среди них было только две. Других просто бросили на землю, а теперь о них забыли. Угроза заставила ихэтуаней позаботиться о собственной безопасности.
– Убей кого-нибудь, – прорычал я Степану. – И целься в черных, с мечами и копьями! Это их ниндзя, они – главные, будь они прокляты!
– Будет сделано, Петр Ильич! – зло и радостно откликнулся Горбунов и направил ствол винчестера – змеиное жало в его руках – в сторону нападавших. Пять выстрелов прицельно уложили пятерых нападавших ихэтуаней. Еще один магазин – и еще пять выстрелов. В ответ в разбитое окно полетели ножи, только чудом Степан успел убрать голову. Американец хрипло вобрал в себя воздух – короткий нож с красной повязкой торчал из его плеча.
Джон Смит сам вырвал нож и сказал:
– Пустяки, мистер Васильчиков!
– Вы молодец, – кивнул я. – Перевяжу потом. Берите второй пулемет и установите его в коридоре. Работайте, пока есть силы. Живо!
В Китае всего много, людей особенно. Ихэтуаней вокруг поезда собралось не менее двух-трех тысяч. Когда я схватился за рукояти пулемета Гатлинга, то думал только об одном, как не задеть пленных. Как не задеть Машеньку Венедиктову и ее брата. Если они были живы, конечно! В следующую секунду огненный сноп, оглушивший меня самого, вырвался из стального жерла пулемета – пять крутящихся стволов посылали каждые две секунды более сотни снарядов в толпу ихэтуаней. Эффект оказался таким ошеломляющим, что заставил меня самого нервно засмеяться. Это было что-то страшное! Воистину, силу бога войны Ареса получил я в свои руки! Огненный столб в считанные секунды выкосил половину всех нападавших напротив поезда. Да, лента летела быстро, но ее было много! Чертовски много! Мне стоило лишь чуть-чуть повернуть ствол пулемета влево, как десятки людей падали замертво, и сотни падали за ними. А вскоре такой же столб огня вылетел из коридора поезда в другую сторону. Там работал другой бог войны – американец Джон Смит! Две-три минуты – и тысячи китайцев отхлынули от поезда, они бежали кто куда, забыв обо всем, а я неистово поводил по сторонам стволом-кожухом, в котором крутились с бешеной скоростью пять смертоносных стволов.
В купе влетел Степан Горбунов.
– Матерь Божья! – взволнованно и восторженно прошептал он, искусный охотник. – Это что ж за оружие такое, а, Петр Ильич?! Кто ж его придумал-то?
– А вон, Джон Смит и придумал! – кивнул я через плечо.
– Быть такого не может! – воскликнул Степан.
– Как же не может, когда я один только что пол-Китая перебил! Я – одну половину, он – вторую!
Я все еще бил в спины убегающим «боксерам»-разбойникам. Чтобы никто не вернулся! Чтобы духа их не было тут! Если пути взорваны, надо было восстановить их, и как можно скорее, до темноты. Революционеры вернутся ночью, и если дотянутся до нас, пощады не будет. Китайцы умеют и любят мучить свои жертвы. Наследие тысячелетий!
Скоро ко мне в купе влетел старшина Скороспелов.
– Беженцев ранен, ножами, – объявил он. – Два попадания. Петр Ильич, разбойники-то разбежались!
За ним прибежал и майор Жабников. На пороге купе сказал:
– Хотите верьте, Петр Ильич, хотите нет, но я в чудеса поверил.
– Вот что, Семен Семенович, наберите отряд и посмотрите, что с путями. Ты, Степа, слышишь, ныряй туда, – я кивнул на укрытое трупами пространство, – и приведи мне живой Машеньку Венедиктову и ее брата. Живо, Степа!
Два пулемета смолкли, и округа наполнилась стонами раненых. Я взялся перевязать рану Джону Смиту. Тот пережевывал окурок сигары и, превозмогая боль, диковато улыбался мне.
