Потом в результате многомесячных хождений, челобитных и Молений будущий герой очерка нашел-таки спонсора – крупное совместное предприятие, которое согласилось содержать киношколу. Но не успели они с мальчишками и девчонками снова вздохнуть свободно, встать на ноги и приняться за спокойную киноучебу и киноработу, как обрушилась новая напасть: чиновники взялись изживать подростков из особняка. По словам правдоискателя, на здание явно положил глаз кто-то из «новых русских». Полуянову были продемонстрированы многочисленные предписания в адрес студии, извещения о штрафах, повестки в арбитражный суд и, как венец гонений, – приказ об увольнении правдолюба, подписанный заведующим роно и датированный позавчерашним числом.
История была великолепная – как раз в духе «Молодежных вестей», газеты, которая стремилась защищать тех, кого унижали и оскорбляли бездушные чиновники и новоявленные капиталисты. Прямо хоть сейчас садись и пиши.
Однако – железное правило журналистики! – следовало выслушать противную сторону. И едва правдоискатель покинул редакцию, молодой репортер Полуянов позвонил заведующему роно, подписавшему тот самый приказ об увольнении руководителя киношколы. (Как его звали? Фамилия напрочь стерлась из памяти…)
– По какому вы вопросу? – осведомился по телефону чиновник у Димы.
Журналист пояснил.
Работник наробраза как-то двусмысленно хмыкнул, а потом молвил:
– Что ж, тогда милости прошу, – и назначил рандеву на завтрашний день.
Назавтра перед Димой предстало самое типичное кувшинное рыло, не меняющееся с царских времен. С начала двадцатых такие рыла постепенно захватили все советские и партийные учреждения – и сейчас вот опять вползли в кабинеты новой России. Дима навострил диктофон и выложил чиновнику свой единственный, но козырной вопрос:
– На каком основании вы увольняете руководителя детской киношколы такого-то?
Тут глазки чиновника маслено залучились, и он вымолвил с фарисейским вздохом:
– На том, господин журналист, основании, что этот ваш директор киношколы – самый настоящий педофил.
В тот момент Диме показалось, что его сзади огрели по голове чем-то тяжелым.
Он, однако, выдержал, как мог, удар и вроде бы хладнокровно спросил:
– У вас имеются факты для столь смелых заявлений?
– Имеются, молодой человек, имеются, – осклабился чиновник (он чувствовал себя абсолютным хозяином положения). – Против вашего наставника молодежи, – выделил он саркастически, – прокуратура нашего округа возбудила уголовное дело по статье «Развратные действия сексуального характера».
– Что же он натворил такого развратного?! – воскликнул Полуянов.
– Об этом вам лучше, конечно, спросить у прокурора, – сделал отметающий жест чиновник, однако сально улыбнулся, – но я слышал, что он по меньшей мере снимал девочек, учениц своей киношколы, полностью обнаженными. Насколько я знаю, данные киноматериалы приобщены к уголовному делу.
И немедленно (чуть позже, анализируя столь великолепную быстроту оппонента, Дима заключил, что она являлась не чем иным, как домашней заготовкой) чиновник соединился по селектору с прокурором округа, а тот согласился тут же принять у себя в кабинете журналиста.
…Прокурор являл собой столь же замшелый чиновный образчик, что и деятель роно, – только глаз у него глядел потверже и губы были сжаты в более волевую складку.
– Да, – пробубнил в диктофон прокурорский чин, – против директора киношколы такого-то возбуждено уголовное дело по статье сто тридцать пятой УК России – а именно «Развратные действия в отношении лица, не достигшего шестнадцати лет». Подобные действия гражданин такой-то, пользуясь своим служебным положением, совершал неоднократно и в отношении различных несовершеннолетних лиц…
«Может, моего героя оговорили? Возвели на него напраслину?» – мелькнуло в тот момент у Димы. Он осторожно спросил:
– А я могу поговорить с теми девочками, которые обвиняют директора?
Прокурор отрицательно покачал стриженой башкой:
– Согласно Уголовно-процессуальному кодексу показания, а также имена потерпевших являются тайной следствия.
– Вы сказали «потерпевших»? Значит, она не одна?
– Не одна.
Полуянов вылетел тогда из прокурорского кабинета в бешенстве. Вряд ли прокурор и деятель роно возводили на директора студии напраслину. Поэтому злость молодого газетчика теперь имела вполне определенного адресата – директора киношколы. Человека, просившего его, журналиста, о заступничестве. И при этом так топорно подставившего самого себя. И собиравшегося подставить репортера – ведь он и словом не обмолвился о том, в чем его действительно обвиняют! А если бы Полуянов не выслушал противоположную сторону?!
Из ближайшего телефона-автомата (мобильники в ту пору были редкостью и применялись только истинными «новыми русскими») Дима позвонил руководителю-педофилу.
– По-моему, вы далеко не все мне рассказали, – бросил он в трубку.
– Что вы имеете в виду? – проблеял контрагент.
– Я только что из прокуратуры.
– А… Вы все-таки узнали…
– Да, и поэтому нам с вами надо встретиться. И как можно скорей. Это в ваших же интересах.
Новую встречу назначили в редакции. Теперь Дима писал все объяснения главаря киношколы на диктофон. Больше того, он пригласил в качестве свидетеля (чтобы потом наставник молодежи не смог утверждать, что его слова извратили в газете) секретаршу главного Марину Максимовну.
Сначала руководитель киношколы вел себя, словно пятиклассник, которого вызвали к директору: юлил, врал, путался. Марина Максимовна смотрела на него с изумленным осуждением. Диме, даром что он был тогда молод, пришлось на своего героя прикрикнуть:
– Что, на вас наводят напраслину? Или все-таки – было? Да или нет?!
– Да, было, – сознался наконец директор, и капля пота быстро пробежала по его лбу. – Но я их, девчонок, не принуждал! И даже пальцем к ним не прикоснулся! Пальцем!.. Это ведь красота, искусство!.. Высокая эротика!.. Как боттичеллиевская «Весна»!.. Как «Последнее танго в Париже»!.. Я могу вам показать пленки!.. Вы интеллигентный человек, сами все увидите!..
– Не надо, пожалуйста, мне ничего показывать! – отчаянно выкрикнул Полуянов и схватился за голову: – Почему, ну почему же вы сразу мне об этом не рассказали?!
– Почему? Не знаю. Я боялся, запутался. А они, – педофил указал пальцем на потолок, – они предложили мне сделку: или я ухожу подобру-поздорову из студии, или они начинают уголовное преследование…
– Как же вы могли так подставиться! – удрученно вздохнул Дима. – И меня подставить!..
Впрочем, он тут же вспомнил слова своего наставника, мэтра Колосникова: «Статья как футбол: должна состояться при любой погоде». И Полуянову вдруг пришел в голову новый поворот темы:
