Книга Ледяное сердце не болит, страница 73. Автор книги Анна и Сергей Литвиновы

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Ледяное сердце не болит»

Cтраница 73

– Пришлось, – усмехнулся Воскресенский. – Только заплатил не я – а он.

Последнее местоимение похититель произнес с придыханием: так говорят только об очень близком, любимом человеке.

– Базальт – то есть Кисленков, – пояснил он, – был богатым человеком. И он все оставил мне. Потому что я был его единственным другом, мир праху его.

Зажав ружье под левой подмышкой, Воскресенский истово перекрестился окровавленной правой рукой.

Тут Надя громко вздохнула и перевернулась на полу с живота на спину.

Глянув на часы, похититель прокомментировал:

– Просыпаться ей пока рано.

Дима попытался освободить правую руку из скотча, но этого ему не удалось, и, чтобы оправдать свои телодвижения, он подался на диване вперед.

– Значит, твой друг оставил тебе свое состояние – как аббат Фариа графу Монте-Кристо? И, как Монте-Кристо, ты решил мстить?

– Это было далеко не состояние, а просто деньги, – усмехнулся Воскресенский.

«Снова цитата из «Монте-Кристо», – подумал Дима. – Они там, в колонии, наверное, Дюма всем отрядом читали. И мечтали о побеге и о несметных богатствах, которые их ждут на воле… Но Воскресенскому не повезло – или, смотря чего он добивался, наоборот, подфартило… Я «Графа» тоже знаю чуть ли не наизусть. Я его Надьке маленькой вслух читал. Когда мне лет тринадцать было, а ей – девять… Надька-Надька, бедная девочка, как же я хочу, чтобы все кончилось хорошо…»

– Денег, что оставил мне Базальт, оказалось не так много, – продолжал разглагольствовать Воскресенский. – Их мне всего-то хватило, чтобы построить этот дом. И приступить к выполнению своей Миссии.

– А в чем она состоит, твоя миссия?

– Выследить и покарать тех, кого я должен наказать.

– Должен? Но почему именно нас? – кротко спросил Полуянов. – Точнее, даже не нас, а наших любимых: дочерей, жен, возлюбленных?

– Как?! – вдруг взревел похититель. От его благодушия не осталось и следа. – Ты еще не понял?! Ты сам до сих пор не понял, в чем ты виноват?!

– Я догадываюсь, – смиренно ответил журналист.

Разговор, становясь конфликтным, требовал теперь большего напряжения. И, соответственно, у Полуянова меньше сил оставалось на то, чтобы развязать руки.

– Наверно, я, – продолжил он, – виновен за ту статью про тебя в газете.

– Именно! – голосом, полным сдавленной злобы, выкрикнул Воскресенский. – Именно за нее! Ты представил меня развратником, совратителем, педофилом! Даже те, кто защищал меня, после твоей статьи от меня отвернулись!.. Сколько тебе за нее заплатили?!

– Нисколько, – пожал плечами Полуянов. Правая рука, которую он пытался вытянуть, застряла в скотче в самой широкой части ладони. – Мне никогда и никто не платил за мои публикации.

– Тогда с чего ты взял, что я разместил фотографии тех девчонок в Интернете?! – взревел оппонент.

– Я сам их там видел, – пожал плечами журналист.

– Вранье!! – завопил маньяк и вдруг подскочил к Полуянову и саданул его прикладом по голове.

Дима опрокинулся навзничь. Упал спиной прямо на свои связанные руки. Перед глазами словно граната разорвалась. В голове загудело.

– Не я, не я, не я! – заорал похититель, топая ногой. Он стоял совсем рядом с диваном, потрясая винтовкой. – Не я отправил фото девчонок в Сеть!

Дима сел. Ему тяжело далось это движение, но лежа он бы не смог продолжать свои попытки освободиться. Голова у него гудела и кружилась. Воскресенского он видел нечетко – еще и потому, что удар приклада рассек ему левую бровь и обильно хлынувшая кровь стала заливать глаза.

«Да он просто псих ненормальный, – подумал Полуянов об оппоненте, – и спокойный разговор с ним невозможен. Теперь, просидев в тюрьме восемь лет, он понимает только язык силы».

– Неужто ты, мля, журналист, до сих пор не въехал?! – едва сдерживая ярость, прокричал похититель, мотая перед глазами Димы указательным пальцем. – Неужели не понимаешь, что это они тогда выложили в Интернет моих голеньких девчонок?! Чтобы мне было тяжелей защищаться и чтоб мне пришили две развратные статьи! И уже наверняка посадили!

– Они – это кто? – очень спокойно спросил Полуянов. Когда Воскресенский стал маячить слишком близко перед ним, о том, чтобы пытаться втихаря развязать путы, не могло быть и речи.

– Неужели ты до сих пор не понял?! Они – это те, кто хотел отобрать у меня особняк на Ордынке! В первую очередь – Ойленбург. Змея! Змея подколодная! Одной рукой он давал киношколе деньги, а другой – копал под меня!.. Он предлагал мне отступного, пытался договориться по-хорошему – не вышло. И поэтому он решил выжить меня из особняка по-плохому!..

Слава богу. Воскресенский отодвинулся от дивана, крутанулся на каблуках, бросил пару поленьев в камин и снова отошел – винтовка под мышкой – к окну.

Дима хоть и опасался новой вспышки гнева похитителя, однако все-таки спросил:

– И за это ты сейчас решил похитить молодую жену Ойленбурга?

– А-а, так ты хорошо осведомлен! – осклабился маньяк. – Уж не работаешь ли ты, Полуянов, заодно и на милицию? Или на ФСБ?

– Нет, – покачал головой тот, – я работаю только на самого себя. И еще – на Надю… А тебе не кажется, – спросил он безропотно, пытаясь поймать взглядом пустые глаза Воскресенского, – что ты наказываешь нас несоответственно нашей вине?

– То есть? – уставился в глаза Полуянову похититель.

Дима выдержал этот взгляд и спокойно пояснил:

– За мою неудачную статью ты караешь мою девушку, которая к этому делу совершенно никакого отношения не имеет.

– Вы – поломали мне жизнь, – с едва сдерживаемой яростью проговорил Воскресенский. – Ты, Полуянов. И еще Роман Бахарев, и Макс Ойленбург. То, что виноваты вы трое, я выяснил точно. И вы мне отдадите око за око. Теперь я сломаю жизнь – вам. И вы, трое, до самого конца жизни будете оплакивать своих близких. Тех, кого вы любили больше всех. И кто принял (или примет) мученическую смерть по вашей вине.

– Я – да. Я буду оплакивать. И поминать тебя, – уверенно сказал Полуянов. – Если с Надей, конечно, что-то случится. Потому что понимаю, что я виноват перед тобой. И я – уже испытываю угрызения совести. Но я не уверен: понял ли (или поймет) тот же чиновник Бахарев, за что его наказали. Наказали – жуткой смертью его дочери. Ведь она умерла, правда? Я думаю, что у товарища Бахарева в биографии – десятки случаев, похожих на твой, Воскресенский. Он чиновник – значит, вся его жизнь состояла из подкупа, интриг и подстав. И он никогда не поймет: кто и за что его покарал.

И будет считать себя невинной жертвой. А тебя – жестоким и безжалостным убийцей.

– Ничего, – ухмыльнулся вчерашний зэк, – я постараюсь ему объяснить.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация