Я начала приходить в офис каждый день и была рада тому, что работа у полковника Маллигэна требует большой концентрации внимания. Это помогало бороться с моими разбредающимися мыслями. Я следила за перепиской, сортируя мешок писем, который наш посыльный, Мики Джиллеран, ежедневно приносил с почты, и раздавала каждому его корреспонденцию. Больше всего писем получал полковник Маллигэн. Поначалу он диктовал мне ответы слово за словом — получалось очень медленно. Однажды он сказал:
— Вы ведь знаете, что я имею в виду. Закончите сами.
Результат ему понравился, и теперь я читала его почту и набрасывала черновики ответов по рутинным вопросам. Дело не в том, что полковнику не хватало красноречия, — просто мысль его бежала впереди его пера, и мне приходилось переписывать даже секретные донесения в военное ведомство в Вашингтоне. Очень скоро олдермен Комиски и мистер Онахэн также стали обращаться ко мне за помощью. Поэтому я была очень занята. Вот и хорошо.
— Мы теперь с тобой обе весьма осведомленные женщины, — заявила мне Майра поздним мартовским утром, когда мы вдвоем ехали в экипаже в город.
Майра быстро продвинулась на своей новой службе и сейчас была должностным лицом Санитарной комиссии Соединенных Штатов.
— Гигиена, — любила повторять она, — именно гигиена будет спасать жизни солдат. Ведь они больше умирают от грязи и инфекций, чем от ран, — объясняла она каждому, кто готов был ее слушать. Майра всегда помнила, что ее Джонни Ога можно было спасти.
Сегодня она отправлялась в военный городок Кэмр-Дуглас. На охраняемой территории Союзной армии теперь были ограждения, за которыми содержались пленные конфедераты, и это — настоящий позор, утверждала Майра. Построенное в спешке, без дренажа или сточной канализации, место это было и так достаточно плохим для обычных солдат. Однако сейчас туда набили десять тысяч больных, одетых кое-как в непонятные лохмотья, и это на территории, рассчитанной на вдвое меньше пленных.
Лагерь Кэмп-Дуглас заполнил пленными генерал Грант, кузен миссис Ньюджент, захвативший два форта в штате Теннеси — Форт-Генри и Форт-Донелсон. Ни о каком освобождении под честное слово здесь речи не шло. Единственное условие, которое он предложил противнику, — безоговорочная капитуляция.
— Все, теперь бой насмерть, — сказал по этому поводу полковник Маллигэн.
Впрочем, такой оборот удивлял, поскольку генерал Бакнер, возглавлявший разбитые там войска конфедератов, был лучшим другом генерала Гранта в военной академии в Вест-Поинте.
— Саймон Бакнер выслал Гранту денег на проезд домой из Калифорнии, когда того выгнали из армии за пьянство, — сообщил нам полковник.
Трое мужчин в офисе лишь сокрушенно покачали головами. Кстати, жена Бакнера была родом из Чикаго.
— В Чикаго друг всегда считался другом, тут действовали определенные правила: победил человека — хорошо, но не нужно тыкать его в это носом, — сказал тогда мистер Комиски. — Однажды он еще может тебе пригодиться.
Пленные конфедераты прибыли к нам в конце февраля, когда полковник Маллигэн уже получил наконец все необходимые приказы из Вашингтона. Он мог восстановить Ирландскую Бригаду, но — тут я вспомнила реакцию полковника и вздрогнула — ей было предписано под командованием полковника Маллигэна в качестве коменданта взять на себя охрану Кэмп-Дугласа, расположенного на берегу озера между 33-й улицей и Коттедж-Гроув. Место это продувалось холодными мартовскими ветрами с воды, и не было там ни деревца, ни кустика, за которыми можно было бы укрыться. Пэдди говорил, что бараки вообще не защищают от холода. У пленников отмерзают пальцы на ногах и руках, и их приходится ампутировать. Некоторые не выживают после таких операций.
— Бедолаги, — говорил о них Пэдди.
Он ненавидел охранять тюрьму. Это ужасная обязанность для гордых солдат Ирландской Бригады. И никакой возможности изменить полученный приказ.
— Попросту говоря, это сущий ад, — говорил Пэдди.
Каждый божий день полковник отправлял новое письмо какому-нибудь генералу, политику или государственному чиновнику с требованием послать Ирландскую Бригаду на фронт «в качестве официально признанной боевой единицы». Пэдди объяснял это просто:
— Давайте драться, и покончим скорее с этой проклятой войной.
Единственное, что меня радовало, так это то, что он ужинал дома и спал в своей постели. И все же, каким бы жутким ни было то место, это не поле боя.
Майра продолжала рассуждать о Кэмп-Дугласе, но мы были уже почти в центре города, и я перебила ее, сказав, что полковник старается улучшить условия там. Только вот денег на обслуживание тюрьмы ему выделяют мало, и, что бы он ни делал — как-то улучшал условия содержания или разрешал посещение пленных, — «Чикаго Трибьюн» подвергала его нападкам как копперхеда — «медную голову». Там дразнили тех, кто был мягок к южанам или симпатизировал сепаратистам. Газета утверждала, что все ирландцы — демократы, народ ненадежный. «Полковник что, сам не понимает, — писали газетчики, — что узники его тюрьмы только и ждут удобного случая, чтобы бежать и сжечь Чикаго? Они враги. А с врагом нужно вести себя жестко».
— И многие влиятельные люди в правительстве согласны с «Трибьюн», — заключила я.
— А эти деятели из «Трибьюн» уже забыли, что наши мальчики тоже были в тюрьмах на юге? Те лагеря еще хуже, — сказала Майра. — Мы уже жаловались, писали разные письма, но если наша сторона будет такой же плохой, как они… Господи Иисусе, Мария и Святой Иосиф! Война — самая безумная штука, которую когда-либо изобретало человечество.
* * *
Войдя в офис, я подошла к своему столу в углу. Здесь я была вне всех горячих обсуждений. Каждый день десятки людей приходили сюда на встречу или с полковником, или с олдерменом Комиски, или с мистером Онахэном, или со всеми тремя сразу. Одни были спонсорами Бригады, другие — поставщиками, предлагавшими контракты на обеспечение лагеря. Бывал тут и разный праздный народ — эти искали возможности перекинуться парой слов по тому или другому вопросу, а затем задерживались, чтобы обсудить военную стратегию и некомпетентность Вашингтона.
Такая конференция шла и сейчас. По внешнему виду двоих мужчин, беседовавших с олдерменом Комиски, можно было решить, что они обсуждают политические вопросы Чикаго. Это были такие же олдермены. Интересно, доживет ли Джеймс Маккена до тех времен, когда Бриджпорт вольется в Чикаго, а сам он будет представлять его в муниципальном совете? «В следующем году, — говорил он. — В 1863-м мы станем частью Чикаго».
Я начала разбирать почту. Всю неделю я читала печальные просьбы от семей пленных предоставить какую-то информацию. И среди них было очень много ирландцев. Обычно эти письма начинались со слов: «Я обращаюсь к вам как к ирландцу, нашему соотечественнику, зная о вашей преданности Ирландии, которую мы разделяем. Заклинаю вас…» Их сыновья ушли сражаться из Теннесси в составе 10-го пехотного полка под названием «Мятежные сыновья Эрина» в Форт-Донелсон или Форт-Генри. С тех пор от них не было ни слова. Убиты ли они? Попали ли в плен? «Ради бога, пусть они будут в плену, пусть сейчас находятся у вас в Кэмп-Дугласе». Их имена удивительно напоминали список Ирландской Бригады: Джон О’Нил, Патрик О’Доннелл, Энтони О’Брайен, всевозможные Мерфи и Маккарти. В этих письмах люди пытались объяснить, что парни с Юга воевали не за сохранение рабства или отделение, а просто потому, что «мы живем в той части Теннесси, где все за конфедератов. Просто всех захватила лихорадка войны, а мой сын не трус, а ирландец, готовый постоять за себя. К тому же разве не говорят фении, что после войны мы все вместе будем освобождать Ирландию?»
