— Это все только цифры, — сказала я. — Ты совсем не меняешься. Все тот же парень, который однажды ночью пришел к нам в Нокнукурух. Это было за три месяца до рождения Пэдди, а теперь у него у самого уже есть свой сын.
— Помню, я тогда подумал, что Майкл — везучий человек, — ответил Патрик. — Кто мог знать, что через несколько лет его не станет.
— Ему было всего двадцать семь. Но только сейчас я понимаю, насколько это молодой возраст.
— И все же у его сына есть сын. А это уже кое-что.
— Это действительно многого стоит, — согласилась я. — А тебе самому никогда не хотелось иметь свою семью?
За все эти годы я ни разу не осмеливалась задать Патрику этот вопрос.
— Я думал, что семья у меня и так есть, — ответил он.
— Да, да. Конечно есть, — сказала я и опустила глаза на младенца, который крепко спал, — тугое и здоровое маленькое тельце. — Положу его в колыбель.
Я отнесла Майка в спальню Пэдди и Бриди. Патрик последовал за мной. Я наклонилась, укладывая Майка в деревянную кроватку, которую сделал для него Пэдди.
— Вот так, вот так…
Майк заворочался. Я присела и начала раскачивать колыбель.
— Siúil, siúil, siúil a rún…
Я подняла голову и взглянула на Патрика. Он улыбался мне. Я встала, а он взял меня за руку. Мы смотрели на спящего Майка — дыхание его было спокойным, маленькая грудка ровно поднималась и опускалась.
— Здоровенький, — прошептала я.
Мы стояли совершенно неподвижно.
— Мы могли бы быть счастливы, — тихо сказала я Патрику.
— Счастливы? — переспросил он, и в его устах это прозвучало как странное слово на незнакомом языке.
— Патрик… — начала я.
Нельзя было разбудить ребенка. Не выпуская его руку, я отвела его обратно в гостиную, где мы сели перед камином. Все, сейчас или никогда.
— Да, счастливы, Патрик, — сказала я. — Счастливы вдвоем.
Я взяла и вторую его руку и посмотрела ему прямо в глаза. Потом начала эти пустые рассуждения о том, что, увидев, как Бриджет отказывается от себя, я вдруг осознала, что мой Майкл хотел бы, чтобы мы с Патриком… Продолжать я не могла.
Патрик накрыл мои руки своими ладонями. Они у него были теплые, но грубые и мозолистые.
Я попыталась еще раз:
— Патрик, я испытываю к тебе определенные чувства и подумала, что, может быть, и я тебе не безразлична…
Он вдруг рассмеялся. Просто откинул голову назад и захохотал.
— Что в этом смешного? — Я попыталась вырвать у него свои руки и встать, но он удержал меня.
— Ничего, просто «определенные чувства» — слишком слабо сказано, чтобы описать то, что существует между нами, Онора.
— Ладно, я скажу напрямик, но один раз, только раз. Я люблю тебя, Патрик Келли, и совсем не как брата — несмотря на церковные каноны и запреты, несмотря на то, что скажут соседи. И у нас с тобой могли бы быть впереди долгие годы счастливой жизни.
Ответа не последовало. Расслабившись, он вытянул вперед ноги.
— Ради бога, Патрик, ну скажи хоть что-нибудь. Я запинаюсь, путаюсь в словах — останови меня. Скажи мне, если я выставила себя полной дурой.
Все-таки вырвав у него свои руки, я сложила их на коленях и потупилась.
Патрик выпрямился, наклонился ко мне, взял меня за подбородок и поднял мое лицо к себе.
— Я, бесспорно, люблю тебя, Онора. И ты это знаешь.
Его лицо было совсем близко, вплотную ко мне.
Боже правый, Патрик Келли собирался поцеловать меня. Я приподняла плечи и двинулась к нему, но он лишь крепче сжал мой подбородок, а потом отпустил. Затем встал и принялся нервно расхаживать по комнате. Через мгновение остановился напротив меня и, указав на меня пальцем, сказал:
— Послушай, Онора Келли. Если мы с тобой оформим все это в слова и произнесем их, пути назад уже не будет. Не будет больше ни дяди Патрика, ни вашего постоянного рождественского гостя. Я захочу жить с тобой вместе как муж с женой. Тебе это понятно?
— Понятно, — ответила я.
— Ну и?..
— Я тоже очень хочу, чтобы мы поженились и были вместе, но между нами встал церковный канон.
Я объяснила ему все о запрете, сказала, что епископ мог бы дать нам специальное разрешение и что, по словам Майры, такое право есть также у отца Данна. И если бы Патрик захотел…
Но он, похоже, не слушал меня, продолжая маршировать по комнате, пока я все это говорила.
— Насчет запрета и разрешения переживать не стоит.
— Не говори так. Официальное разрешение нам необходимо. Я не хочу выступать против Церкви, особенно если есть способ этого избежать.
— Ну хорошо, мы получим это разрешение. Но, Онора, я хочу знать, готова ли ты покинуть Чикаго и поехать за мной в Республику Ирландия?
Он присел рядом со мной и нежно провел пальцами по моей щеке. Взгляд его был открыт, а светло-карие глаза горели спокойным светом.
— К концу лета мы учредим на канадской земле Республику Ирландия. Мы будем правительством в изгнании — со своим сенатом, армией, флотом. Мы будем нацией со своими государственными доходами, своими активами. А уже с таким фундаментом мы сможем освободить Ирландию и прогнать оттуда британцев. В лучшем случае Америка, Франция и Испания станут нашими союзниками, в худшем — они по меньшей мере будут поддерживать дружественный нейтралитет. После семи столетий ожидания сейчас наконец наступил долгожданный момент. И я — один из лидеров этого движения.
— Но каким образом все это будет, Патрик?
У Патрика был готов ответ на все. У фениев есть людские ресурсы и деньги. Они захватят Канаду. Слушая его, я легко представляла грядущие события: фении переходят границу Канады, Соединенные Штаты поддерживают их, Британия сначала теряет Канаду, а затем и Ирландию. Патрик сказал, что фении уже заручились соответствующими обещаниями со стороны правительства США. Он сам присутствовал на этих встречах. Британия, разумеется, поднимет жуткий крик, когда фении перейдут границу, но президент Джонсон лично заверил их, что фениям будет предоставлено время, чтобы захватить часть территории, после чего Соединенные Штаты признают их Республику и начнут переговоры с британцами. Многие члены конгресса хотели аннексировать Канаду любым путем. Британия задолжала Соединенным Штатам миллиарды долларов репарации за ту помощь, которую они оказывали южанам в Гражданской войне. Канада представляла собой в основном неосвоенные земли, а между ее провинциями не было настоящего единства. Значительную часть населения составляли французы или ирландцы. Поэтому особой любви к британцам и их империи они не испытывали. В Канаде уже сейчас было много фениев.
