— Когда огонь юности горел в моей крови…
Я слышала, как шериф орал:
— Арестовать их всех! — Но солдаты остановились, смущенные этим тысячеголосым хором.
— А Ирландия, далекая провинция,
Станет нацией вновь!
На ступенях муниципалитета отец Рош умолял шерифа. Когда песня закончилась, он громко крикнул:
— Расходитесь по домам, и вас не арестуют! Идите же домой! Прямо сейчас!
И мы ушли.
* * *
— Я видела его, — сказала я Майклу, отыскав его у городских ворот. — Я видела Патрика. Он ушел.
Когда солдаты согнали нас на дорогу, идущую вдоль берега, начался дождь. Вся толпа медленно разошлась по своим таунлендам на холмах.
— Мы выстояли против них, — сказал Майкл. — Был поднят наш боевой штандарт. Мы не сдадимся.
— Мы не сдадимся, — повторила я, и мы с Майклом принялись карабкаться по скользкой тропе наверх, в Нокнукурух.
Глава 12
— Пэдди, Джеймси, быстро ложитесь и сделайте вид, что спите! — сказала я.
— Мама, но ведь сейчас день! — начал было упираться Пэдди.
— Делайте, что вам говорят. Немедленно.
Из окна я увидела, как на проселочную дорогу, ведущую к нам, сворачивает отряд из десятка солдат, которых ведет за собой Билли Даб. Со времени нашей демонстрации прошло уже две недели. Стоял холодный унылый день конца ноября — вряд ли они просто вышли подышать свежим воздухом.
— Открывайте! — крикнул Билли Даб, барабаня кулаком в дверь.
Я открыла, держа маленькую Бриджет на бедре.
— Доброе утро, — сказала я по-ирландски.
Они искали Патрика.
— Где твой муж? — тоже по-ирландски спросил у меня Билли Даб.
— В Голуэй Сити, — ответила я, — пытается устроиться на работу кузнецом. Но во всех кузницах и так слишком много работников…
— Прекратите болтать на этом тарабарском наречии! — приказал офицер, высокий узкоплечий молодой человек с теплым шарфом вокруг шеи.
Билли Даб тут же откликнулся.
— Она говорит, что ее мужа здесь нет, — перевел он для него.
— Врет, — возразил тот. — Врать для крестьян так же естественно, как дышать воздухом. Спроси у нее, где волынка. И скажи ей, что, если она не принесет ее сама, мы развалим всю эту халупу.
Боже мой! На самом деле они ищут Майкла.
— Они арестовывают всех волынщиков в округе, — сообщил мне Билли Даб. — И отбирают у них волынки.
Всех волынщиков. Но известно ли им, что Майкл — тот самый волынщик, который собирал людей, а потом еще и играл на демонстрации?
— Он заложил ее, — ответила я. — Заложил, и уже очень давно.
— Она говорит, что он ее заложил, — перевел ростовщик офицеру. — Похоже на правду. Эти люди сейчас ради еды закладывают все что угодно. Хотя лично я и шиллинга бы не дал за ирландскую волынку. Кому я мог бы ее продать? Это совсем не то, чем пользуются у вас, англичан, — настоящая волынка может быть только шотландской.
Должно быть, это уже новый полк, который заменил Коннаутских Рейнджеров, слишком мягко обошедшихся с нами на демонстрации; эти, вероятно, все до одного были протестантами.
— Мы действительно любим хорошую походную музыку, верно, ребята? — бросил офицер своим солдатам.
Затем, глядя мне прямо в глаза, он вдруг запел:
— Греховная церковь всех нечестивцев
Канет в бездонную пропасть…
Он внимательно смотрел на меня, стараясь заметить малейшее изменение на моем лице, которое выдало бы, что я понимаю английский.
— Все вы, католики, — сатанинское отродье, — бесстрастным тоном добавил офицер. — И лучшее тому доказательство — ваше дьявольское колдовство, заклинания и золоченые жезлы.
Он имел в виду посох. Бриджет заплакала.
— А вот песня пободрее, чтобы повеселить малютку, — сказал один из солдат, вставая за офицером. Он запел, а остальные подхватили:
— О, Оранжисты
[39], вспомните Короля Уильяма
И ваших отцов, присоединившихся к нему,
Чтобы бороться за славное возвращение
На зеленые берега Бойна!
Бриджет захлопала в ладоши.
— Прелестная малютка, — сказал молодой солдат. — Когда-нибудь она станет красивой девушкой и выйдет замуж за ольстерца.
Офицер же не сводил глаз с меня.
— В этих местах встречаются привлекательные женщины. Жаль только, что все они такие грязные, — заметил он.
— А вот в «Брайд Отеле» девочки очень даже чистые, — заверил его Билли Даб. — И есть парочка таких, которые вполне подошли бы такому офицеру, как вы. Я могу устроить это, сэр, по хорошей цене, да и о парнях ваших там есть кому побеспокоиться.
— Все, довольно об этом, — остановил его офицер. — Обыщите дом.
— Мама, мама! — вдруг закричал Пэдди. — Я весь горю! И Джеймси тоже! Принеси мне воды!
По-английски!
— Что ж, по крайней мере, хоть ваши дети знают что-то еще помимо вашего тарабарского наречия, — сказал офицер.
— Это лихорадка, — ответила я тоже по-английски. — У моих детей лихорадка.
Билли Даб и остальные солдаты тоже слышали, как Пэдди просил воды, и между ними уже звучало это страшное слово — «лихорадка».
— Ваша честь, — торопливо обратился к офицеру Билли Даб, — все-таки не хотелось бы рисковать добрым здравием вашего высочества. Теперь я припоминаю, что в прошлом году и вправду была заложена какая-то волынка, и, помнится, тогда сказали, что она как раз из этого таунленда, так что…
— Заткнись! Мы уходим — пока что.
И они ушли, распевая на ходу:
— И вскоре наше пламенное знамя
Сбросит вашу зеленую подстилку!
Вниз, вниз, лежать, круглоголовые
[40]!
Пэдди и Джеймси подскочили ко мне.
— Правда мы молодцы, мама? — спросил Пэдди. — Это дядя Патрик научил нас: если в дом придут солдаты, мы должны притвориться, что умираем от лихорадки!
