— В город пришел еще один отряд солдат. Каждую подводу с продуктами охраняют по сорок-пятьдесят человек. Но люди настолько отчаялись из-за голода, что все равно нападают на них. Сегодня солдаты застрелили женщину, которая срезала угол мешка с мукой и пыталась поймать что-то из просыпавшегося, чтобы отнести домой. Похоже, их ничто не может разжалобить, — заключил Майкл. — Ты не поверишь, Онора, как сейчас выглядит город. По улицам слоняются толпы голодающих. Как они еще не вынесли двери в гостинице «Грейт Саутерн Хотел».
— Просто они боятся солдат, — предположила я.
— Сегодня я видел женщину, которая молча стояла со своими четырьмя детьми под окнами гостиницы и заглядывала в ресторан, где разные путешественники поглощали огромные порции еды. Они стояли очень тихо, но потом маленький мальчик бросил в окно камешек — чтобы не разбить, а просто привлечь внимание постояльцев. Администратор гостиницы выскочил на улицу и заорал: «Убирайтесь отсюда, убирайтесь!» И тут же подъехал отряд солдат. «Лежать, круглоголовые!» — вот что они кричали, Онора. «Лежать, круглоголовые!» Мы умираем. Они об этом знают, Онора, но им все равно.
Я прижала его к себе.
— За две недели работы нам не заплатят, потому что у них нет мелких серебряных монет, — сказал он. — Некоторые работники слишком слабы, чтобы просто стоять на ногах. Сейчас, Онора, в бригады разрешается брать даже вдов, потому что они теперь кормилицы в своих семьях. А они не могут поднять молот, которым нужно разбивать камни. Десятник говорит, что теперь нам будут платить не за день, а в зависимости от того, сколько каждый разобьет камней. Если куча у тебя недостаточно большая, тебе вообще не заплатят. А когда мы уже в темноте и в жуткий холод добивали последние камни, мимо проскакали «Полыхающие из Голуэя», отправились на охоту. Видела бы ты их — весело смеются, перебрасываются шутками… На нас они даже не взглянули.
— Я все думаю про Райанов: как они там, в работном доме?
— Оуэн Маллой увидел Недди, который крошил камни во дворе, и заговорил с ним. Недди сказал, что ему ужасно повезло, что он попал туда. Огромные очереди из сотен и даже тысяч людей орут и ругаются, чтобы попасть в этот ад, но их не берут.
— В ад ради еды, — сказала я. — Майкл, может быть, мне сходить к Майре? Возможно, она найдет способ передать нам что-нибудь.
— Нет, Онора. Не нужно.
— Но почему?
— Маллой сказал, Джексон ждет любого повода, чтобы выгнать нас всех. Любого. Ты пойдешь к ней, она даст тебе кусок хлеба, он назовет это воровством, и вас обеих арестуют.
Он нагнулся ближе и шепнул мне на ухо:
— На улицах уже лежат трупы, Онора.
Я сильнее обняла его.
— А как ты, a stór, как малыш? — спросил Майкл. — Я так волнуюсь за вас.
— Этот парень — настоящий боец. Разве могло быть иначе, если он зачат в замке королевы пиратов? — ответила я.
— Я жалею, что так вышло… Это нечестно по отношению к тебе.
— Тс-с-с, Майкл. Ложись лучше, a ghrá.
Так мы и уснули — обнимая друг друга.
Глава 15
За неделю до Рождества выпал снег. Зимой у нас обычно и снежинки не дождешься, а теперь снег валил три дня подряд. Сплошная белая пелена за окном заслоняла и без того неяркое зимнее солнце. В нашем домике днем и ночью было темно, и благодаря этому дети больше спали, по крайней мере, пока их не будил голод.
Джеймси захныкал. Я присела рядом с ним. Он весь дрожал, и я потрогала его лоб. Не горячий, жара нет.
На Каппу, всего в четырех милях от нас, обрушилась черная лихорадка — тиф. Там заразилось три семьи, и за две недели умерли все до единого — упокой, Господи, их души. По словам бабушки, это ужасная и очень болезненная смерть. Под конец больной теряет рассудок, его конечности отекают и чернеют. Соседи боятся подходить близко, просто просовывают еду и воду через двери и молятся, чтобы болезнь на распространилась дальше.
Бабушкины лекарства от этого недуга не помогали. Изголодавшийся организм был не в состоянии бороться с цингой или дизентерией, не говоря уже о тифе, желтой лихорадке или, не приведи Господь, холере — а возле Майкаллена были зафиксированы и такие случаи.
— Мама, — сказал Пэдди, — мне нужно в туалет.
Он еще толком не проснулся.
— Сюда, a stór.
Я помогла ему дойти до ведра в углу и поддержала, когда он присел на корточки.
— Все жжет, мама.
Его стул был жидким и водянистым, но без сгустков крови. Это хорошо. Я подтерла его куском газеты.
— Постарайся еще поспать.
Я уложила Пэдди на соломенный тюфяк у огня рядом с Джеймси и укрыла их обоих пустыми мешками из-под кукурузной муки. Матерчатое одеяло ушло в обмен на несколько фунтов «жупелов Пиля». На очереди была колыбель Бриджет. Она закашляла — сухой, хриплый звук. Все они с каждым днем становились все слабее. В нашем приходе болело уже очень много детей.
Мы в свое время росли здоровыми. Даже посетители англичане, приходившие иногда к нам на уроки, отмечали, какие крепкие и здоровые у ирландцев дети. Они с удивлением говорили мисс Линч прямо при нас: «И это все при том, что питаются они одной картошкой». Казалось, этим мы их раздражали.
Наша картошка давала много сил, по питательности с ней не могла сравниться кукурузная каша. Теперь у нас заканчивалась и она — почти опустел последний мешок муки.
На рынке меж тем было полно разнообразной еды — для тех, у кого есть деньги. Слуги из Большого дома как раз занимались закупкой гусей к рождественскому столу.
— Мама, — снова позвал Пэдди. — Я слишком голоден, чтобы уснуть.
— Я приготовила бабушкин чай.
Чай по бабушкиному рецепту состоял из коры, кипяченной в растопленном снегу. На вкус горько, но унимает рези в желудке.
Я подбросила в огонь торфа, налила в оловянную кружку чай и протянула Пэдди. Джеймси тоже проснулся, а Бриджет снова закашляла.
Я забрала ее из колыбели, мальчиков посадила ближе к огню по обе стороны от себя. Взяла чай у Пэдди, капнула немножко на губки Бриджет, а остальное дала Джеймси.
— А папа скоро придет, мама? — спросил Пэдди.
— Нет, надо еще подождать, Пэдди.
— Мама, расскажи нам продолжение той истории, — попросил Джеймси, отдавая кружку Пэдди.
— А вы помните, на чем мы тогда остановились? — спросила я.
— На том, как королева Маэва повела свою армию, чтобы захватить Большого Бурого Быка, — сказал Пэдди.
— И сама управляла своей колесницей, — добавил Джеймси. — А вот это ты забыл.
— Какая разница, при чем тут колесница?
