Обнялись прямо на ступеньках. И вошли внутрь. Анатолий, отвыкший от всей этой золотой московской жизни, дико озирался на ослепительно белые скатерти и чопорных, вышколенных черно-белых официантов со сложенными салфетками на сгибе локтя. Он на них пялился, а вот они на него – нисколечки. Будто это в порядке вещей, что сюда, в зал с мебелями в стиле Людовика XIV, хрустальными люстрами и бокалами богемского стекла забрел такой вот лапотник в потрепанной рясе и пыльных стоптанных ботинках.
Пономарев, располневший вширь, но с теми же вихрами и конопушками, усадил его в уголок, а сам зачел-ночил по обеденному залу, в котором то там, то сям обедали пиджачные гости. И пока его рыжие кудри мелькали в разных концах, Анатолий наметанным глазом разглядывал народ. И приходил к выводу, что люди эти были либо высокопоставленными чиновниками, либо богатыми буржуинами.
Тем временем к нему подошел прилизанный и смазливый юноша-официант.
– Чего изволите? – спросил он.
– А что есть? – вопросом на вопрос ответил послушник.
– У нас есть все! – с некоторой долей гордости и тщеславия заявил тот.
– Если есть все, тогда воды! – сделал заказ Казаков.
– С газом, без газа?
– Без газа!
– Есть «Эвиан», «Витель»…
– Слушай, я у тебя воды прошу, как у человека! – ответил гость, слегка раздраженный тем, что его заставляют думать о таком пустяке.
Но, видно, здесь совсем другой мир. Понтовый.
В общем, минут через двадцать вернулся хозяин. И вовремя. Казаков к тому времени уже устал разглядывать скатерку и игривые картины на стенах. И решил для себя: «Еще пару минут – и ухожу!»
– Извини, что заставил ждать! Работа! – вздохнул его рыжий друг. – Всех надо окучить. Каждому слово сказать. Как говорят китайцы, наши нынешние друзья: «Человек без улыбки на лице не должен открывать ресторан!»
– У тебя же не китайский!
– Это общая для всех истина. Что выпьешь?
– Я уже свое выпил. Только воду.
– Ну а я приму коньячку. Впрочем, это все ерунда. Страшно рад тебя видеть. Где ты, дружище? Что с тобой? Хотя, судя по наряду, ты в Церкви?
Анатолий, чувствовавший себя как птенец, выпавший из гнезда, еще топорщился. Но искреннее участие друга и его теплота постепенно растапливали ледок. И он потихоньку-полегоньку стал отвечать на вопросы.
– Помнишь, мы с тобой после чеченской встречались?
– Конечно, помню. Я тогда занимался выкупом пленных. И ты мне помог. Этот твой Вахид Сулбанов тогда четко отработал…
– Кстати, а как у него дела? – перебил его послушник. – Что нового?
– У него-то ничего. С новой властью поладил. Только я слышал, сестра его младшая ушла в лес. И стала шахидкой…
– Фатима, что ли? – вспомнил Казаков похожую на сушеную селедку девушку в черном платке.
– Во-во. Она самая.
– Чего и следовало ожидать.
– Да бог с ними, с нохчами. Ты-то что? – снова повернул на привычные вопросы Алексей.
– Ну вот после всего я и решил. Пошли все… лесом! Не хочу служить этому государству!
– Ну что ж, это разумно…
– И подался я опять в Казахстан. Там нужны были специалисты…
За окошком уже начало темнеть, а они все беседовали. Вспоминали былое. Казаков рассказывал другу о своей нескладной жизни. Леха потихоньку потягивал коньячок. Лицо его раскраснелось, он повеселел.
Казаков же пил только воду. И хмелел от общей обстановки, от запаха коньяка. Но держался, понимал свое положение.
– Леха, ну а ты как? Чем занимаешься?
Хмельной Леха усмехнулся криво. И сказал:
– Есть такая профессия. «Решала» называется.
– Ты что, продолжаешь работать? На контору?
– Бывших чекистов не бывает, – продолжал дурачиться Пономарев, состроив козью морду. – Держу вот этот ресторан, – уже серьезно ответил он. – Сюда приезжают солидные люди. Всем хочется пообедать. У всех есть проблемы. Разные. Но их обязывает положение, и кто-то должен помочь. Кому девочку найти. Кому нужных людей. Свести. Связать концы с концами. Понимаешь? Я помогаю. А они в долгу не остаются.
– Ты, Леха, сутенером, что ли, заделался?
Рыжий заразительно рассмеялся, откинув голову назад:
– Времена изменились, а ты и не заметил. Я решаю проблемы. Любые. Я людям помогаю, они – мне.
– Ясно. Вижу, что процветаешь! Встроился в систему. А как же твоя царь-девица?
– Семья – это святое, – неопределенно ответил друг. – Я не путаю бизнес с личной жизнью.
Попрощались они так же душевно, как и встретились.
– Ты давай, не пропадай! – обнимал его расчувствовавшийся Алексей. – А то знаешь, дружище, как порой тоскливо бывает. Тошно. Я тогда вспоминаю Афган и нас, молодых…
Верно сказано: «Не судите, да не судимы будете». Но всю дорогу до Сретенки Анатолий раздумывал: «Вот как жизнь наша повернулась. Раскидала. Меня в монастырь, Леху в ресторан. Кто бы мог подумать?»
Желтое такси остановилось у неприметной калитки в кирпичном заборе. Анатолий потянулся за смятой сотенкой и неожиданно обнаружил в кармане целый пласт денег. «Леха сунул незаметно. Да, видно, старый друг лучше новых двух. Помолюсь сегодня за него».
Расплатился с носатым таксистом копейка в копейку. И пошел к калитке, за которой виднелись купола храма.
У этого монастыря привратника не было. Так что пришлось без подсказок двигаться вниз по мощеной дорожке. Он прошел всего несколько метров и увидел справа в образованном забором закутке каменный резной крест с распятием. А на кресте – металлическую табличку.
Казаков подошел поближе, чтобы разглядеть написанное в наступающих сумерках. Только вгляделся, как кто-то сзади знакомым голосом произнес:
– На этом месте у забора чекисты людей расстреливали. Ставили в угол. И в затылок…
Бывший майор резко обернулся на голос. И увидел стоящих позади него на дорожке знакомцев – странников Митю и Алексея. Те, видимо, тоже спешили в монастырь, чтобы заночевать.
«Прошлое не отпускает просто так. Оно остается с нами навсегда!» – подумал послушник. И перекрестился на распятие.
XI
Амантай осторожно надел темный фартучек. Достал аккуратно из деревянного фирменного ящичка, где хранились бутылки дорогущего французского вина, первую емкость. И специальным штопором с рычагом потянул пробку.
Она вышла с особым вкусным звуком.
Комната тут же наполнилась терпким ароматом дорогого напитка.
Но Турекулов все равно очень внимательно оглядел пробку. Убедился, что на ней оттиснут фирменный знак «Шато ля Франс».
