После смерти государя остались в живых восемь его детей от первого брака и трое – от второго. Поскольку закона о престолонаследии не было, фактически сразу началась междоусобная гонка двух кланов: кто же встанет у трона – Милославские или Нарышкины? Кому присягнут: четырнадцатилетнему Федору или маленькому Петру? Все должно было решиться не путем законодательных норм и установок, а в ходе клановой борьбы.
Нелегкий выбор был сделан едва ли не в одну ночь, когда, по словам Ф. Гримберг, «девятнадцатилетняя Софья буквально “организует” присягу бояр именно своему единоутробному младшему брату Федору. Это совсем не было легко. К тому времени стараниями Нарышкиных-Матвеевых большая часть Милославских-Морозовых была выслана из Москвы. Но Софья уже явно помышляет о собственной “партии”, которую поддерживали бы воинские силы».
Шестилетний период правления царя Федора Алексеевича (1676—1682) историками традиционно трактовался как «бесплодно потерянные годы», поскольку страной управлял юный и весьма болезненный государь, который мало что смог и успел изменить к лучшему. Но недавние исследования А. П. Богданова и уже неоднократно упоминаемой здесь Ф. И. Гримберг убедительно свидетельствуют об обратном. Оказывается, что слабый здоровьем юноша был на редкость энергичным, умным и образованным, и это позволило ему за несколько лет, отведенных судьбой, проявить себя на многих поприщах и сделать больше, чем некоторые монархи успевают за долгую безмятежную жизнь. В 14 лет он уже хорошо вникал во все государственные дела, был сам себе первым министром правительства и без чьей-либо помощи издавал собственные указы. Благодаря проведенной им военно-окружной реформе резко увеличилась численность постоянной армии, которая теперь была вооружена и организована по европейскому образцу. Весьма удачно юный монарх реорганизовал и структуру государственного аппарата таким образом, что представители враждующих боярских родов, возглавлявшие отдельные приказы, стали четко заниматься каждый своим делом, была устранена бюрократическая волокита, а в государственных учреждениях введен 10-часовый рабочий день. А еще он снизил налоги и простил многочисленные недоимки, с целью поддержания православия на Руси и борьбы с церковным расколом учредил «Славяно-греко-латинскую академию».
[6]
Успешной была и внешнеполитическая деятельность Федора Алексеевича: при нем ведется война с Османской султанской империей, в результате которой Российское государство приобретает еще часть малороссийских и крымских земель.
Но, несмотря на все эти достижения, третий Романов вошел в историю прежде всего как непримиримый борец с приносившим громадный вред государству местничеством – когда должности и звания распределяются не по способностям и заслугам, а по знатности происхождения. Не удивительно, что при назначениях на государственные посты между представителями аристократических родов «происходили ссоры, поселялась вражда». Для устранения этого по приказу Федора Алексеевича уничтожаются разрядные книги, а вместо них вводятся упрощенные записи «для памяти потомства» в родословных книгах. Большинство историков считают такие действия прогрессивными. А вот, по мнению Ф. И. Гримберг, сожжение разрядных книг вовсе не уничтожало местничество как таковое и было направлено прежде всего на упрочение власти династии Романовых. Свою позицию она аргументирует так: «Для русской истории сожжение разрядных книг было очень симптоматично. Романовы не хотели памяти о былом, о прошлом, о том времени, когда они были “ничем”. Теперь они были “всем” и хотели, чтобы все начиналось именно с них. Особенно сильно надлежало ударить опять-таки по Рюриковичам и Гедиминовичам. Наверное, мы уже никогда не восстановим подробно историю многих старинных русских родов. Но что еще оставалось делать Федору Алексеевичу: борьба велась не на жизнь, а на смерть. Но дорого обошлась русской истории эта “разработанная” молодым царем модель сжигания, уничтожения памяти о минувшем. Слишком часто приходили к власти те, что еще недавно были “ничем” и потому должны были как можно быстрее уничтожить, сжечь память о своих предшественниках». Одним из подтверждений версии исследовательницы может служить тот факт, что во введенных царем родословных книгах позволялось описывать своих предков только начиная с Ивана IV.
Такая версия, несомненно, укладывается в русло романовской концепции русской истории и имеет под собой определенное основание. И все-таки не стоит забывать о том, что борьба Федора Михайловича с местничеством не сводилась только к уничтожению разрядных книг (т. е. преимуществ и привилегий аристократии). Частью ее можно считать и указанные уже здесь меры по упорядочению структуры государственного аппарата, направленные на устранение соперничества между представителями знатных родов и кланов. В совокупности такие действия царя были на пользу государству, давали возможность продвижения по службе не очень знатным, но образованным и предприимчивым людям, послужили также своеобразным фундаментом для дальнейших преобразований Петра I.
Насыщенной событиями была и личная жизнь третьего Романова. Недолго проживший, болезненный государь все же успел дважды жениться. Первый брак он заключил с Агафьей Семеновной Грушецкой (или Грушевской) – юной представительницей клана московских православных поляков Грушецких-Заборовских (Забровских). У его сестры Софьи он радости не вызвал, видимо, потому, что в случае появления у царя наследников, еще больше отдалял ее саму от вожделенного престола. Но не прошло и года после свадьбы, как в царской семье произошли трагические события. Вот что пишет об этом Ф. Гримберг: «…в середине 1681 года в молодой семье Федора происходят сразу две скоропостижные смерти. На третий день после родов умирает царица и спустя неделю – новорожденный царевич Илья. Имела ли к этим смертям отношение Софья? Наверное, мы никогда не узнаем». Так же как и о причинах этих смертей: были ли они результатом удавшейся внутренней интриги, «порчи», или же действительно произошли просто в силу несчастного стечения обстоятельств?
Дальше – больше. Менее чем через год Федор Алексеевич женился снова. Второй его супругой стала Марфа Матвеевна Апраксина. Но через два месяца после свадьбы 21-летний царь внезапно скончался. И еще раз приходится задаваться вопросом: была ли его смерть естественной, приключившейся вследствие врожденной слабости здоровья, или кто-то постарался ее ускорить? Это еще одна загадка, на которую уже вряд ли будет получен ответ. А тем временем вокруг российского трона снова разгорелась нешуточная борьба – теперь уже между отдельными ветвями рода Романовых, и главным действующим лицом ее стала царевна Софья. О своих претензиях на царскую корону она фактически заявила уже в день похорон Федора. Царевна явилась на отпевание в Успенский собор, что по законам тех лет было неслыханным поступком, так как появление в храме девицы в глазах народа считалось нарушением всех правил. Но смена царской власти поначалу пошла не по Софьиному сценарию…
