Ночью 15 июня я едва не упала с кровати от мощного взрыва. Странно, тревоги я не слышала. Не прошло и четверти часа, еще один. Я пошла в спальню к Святославу. «Тебе приснилось, — успокоил он. — Тревоги не было, иди ложись.» Но тут раздался третий взрыв. «Надо же, действительно. Наверное, мы спали, как сурки, так давай продолжать».
Наутро ни в газетах, ни по радио ни слова, вопреки обыкновению. В клубе мисс Джесл, которая знала все, объяснила: «Газгольдеры взорвались. Только и всего», — такова была официальная версия, хотя никто, по-моему, ей не верил. Люди усмехались: «Сегодня ночью возле нас еще один газгольдер взорвался». Рано или поздно тайное становится явным; в газете напечатали эскиз нового вражеского оружия, V.I. На бумаге это чудище выглядело довольно безобидно; в нашу жизнь оно вошло под фамильярным прозвищем «дудл» или «баз-бомба». На самом же деле эти злосчастные «дудлы» стали тяжелым испытанием для людей, издерганных четырехлетней непрекращающейся бомбардировкой. Рев их моторов слышался издалека, они летели так медленно и низко над Флит-стрит, что казалось, высунь руку из окна «Рейтера», и поймаешь их за огненный хвост. Кто-то, услышав эти звуки, выходил на улицу, а кто-то предпочитал не отрываться от занятий, но все умолкали, вслушиваясь в ставший привычным рев. Лично я переносила атаки «дудлов» гораздо тяжелее, чем обычные налеты. В этой машине, обходившейся без пилота, было что-то дьявольское; слепая инертная сила повиновалась только законам физики, настоящий Голем в действии.
Интересно, что это оружие уничтожило в Лондоне несколько мостов и еще некоторые объекты, которые не удавалось разрушить бомбардировщикам.
Разумеется, действовала противовоздушная оборона, но если «дудлам» удавалось перелететь установленные над морем заслоны и их не сбивали в полях, дальше они могли безнаказанно блуждать над столицей. Наш дом стоял как раз на их пути, и по ночам я слышала, как они пролетали группами по пять-шесть штук через равные промежутки времени, словно у нас над головами проходила автострада. На тогдашних карикатурах изображали лондонцев с огромными ушами, которые они поворачивали в сторону гула.
— Не стану скрывать: как услышу, что летит V.I, переношу свой стул под лестницу. Говорят, лестницы очень крепкие, — сказал нам один старый профессор. — А вы какие меры принимаете?
— Если ночь, — беру в руки икону святителя Николая и накрываюсь с головой одеялом: и слышно меньше, и осколками не поранит.
Ничего не скажешь, «дудлы» оставляли нам время подумать о приближающейся смерти. Сатанинские снаряды не торопились, звук мотора вдруг обрывался, и люди знали: сейчас упадет. И стыдились чувства облегчения, когда мотор снова взвывал и «дудл» летел дальше, убивать других. Здания разваливались, как карточные домики; иногда вас так било ударной волной, что едва удавалось устоять на ногах, даже если снаряд взрывался далеко, — однажды и мне довелось такое испытать.
В агентство в то время то приезжали, то уезжали знаменитые корреспонденты: Бурдан, Госсе и другие. Вернулся из Египта военкор — молодой очаровательный Дональд Монро. Мать этого двадцатилетнего парня была француженкой, отец — британцем. Он ворвался в редакцию жизнерадостный, но жутко недовольный суровостью британских таможенников: «Вот гады, за хронометр заставили платить. Как будто я не имею на него право после того, как гонялся несколько месяцев за «крысами пустыни»!» Я пригласила Монро в клуб. «Хорошо, только завтра. Меня ждет любовь!» — и умчался. Той же ночью он погиб: «дудл» угодил прямо в дом, где жили французы, в Саус-Кенсингтон. Моя подруга, Наташа Г., работавшая в Карлтон-Гарденс и жившая как раз в этом доме, рассказывала:
«Я услышала рев мотора, спряталась под одеяло, и тут все рухнуло! Я испугалась, что сгорю, и хотела вскочить с кровати, но не могла заставить себя спустить ноги: мне казалось, пола уже нет, и я сейчас провалюсь в дыру. Потом все же ощупью выбралась на лестничную площадку. Кто-то стонал. Вероятно, моего соседа, французского офицера, завалило обломками. «Где вы? Вы ранены?» — закричала я. «I don't speak English»
[97], — ответили мне, хотя я говорила по-французски. Тут же прибыли спасатели и пожарные. Когда я немного пришла в себя, то заметила, что вся обсыпана штукатуркой, — словно поседела…» За несколько месяцев до этого у Наташи погиб в Чаде муж, тоже русский, сражавшийся в армии Леклерка.
Лично мне «дудлы» вреда не причинили, но постоянно наводили страх. Однажды я оказалась в автобусе, за которым буквально увязалась летучая бомба. «Дудл» следовал за нами по прямой, поворачивая вместе с улицей, обгонял нас, и мы слышали, как мотор его дает сбои, стихает… Вот-вот остановится… Но ни один человек не шелохнулся, любое движение могло вызвать панику. Мы продолжали путь в абсолютном молчании, ни живы, ни мертвы. Наконец водитель перекинулся несколькими словами с кондуктором и приказал совершенно спокойным голосом: «Лягте на пол, пожалуйста». Все, как один, послушно распластались на полу, спрятав головы под сиденья. Шофер вышел на улицу, лег возле колеса. V.I находился как раз над нами, и мотор его не работал. Сейчас упадет. Я покаялась перед смертью, раз уж есть время — но, о чудо! — вдруг мотор «дудла» снова взревел, и он, развернувшись, полетел в другом направлении. Правда, недалеко. Кондуктор едва успела сказать: «Займите, пожалуйста, свои места», шофер только-только уселся за руль, как раздался взрыв! Ни единого комментария — мы спокойно продолжили свой путь.
Еще более забавный случай произошел с Мирой, молодой русской женщиной. Она мылась, когда ударной волной оторвало стену дома, и она так и осталась сидеть в ванне над бездной, дожидаясь, когда ее кто-нибудь вытащит. Британская скромность тому виной или мужская хитрость, но показавшиеся в проломе пожарные не решались прийти на помощь молоденькой красивой голой женщине, которую пощадил снаряд, — она сама вынуждена была им сказать: «Чего вы ждете? Где-то тут должен быть мой халат!» Халат и в самом деле висел на двери, наполовину сорванной с петель. Так Мира сумела соблюсти приличия и была спасена.
Спасательные работы велись замечательно. Едва рушился дом, со всех сторон к нему спешили добровольцы из служб гражданской обороны. Прибывали кареты «скорой помощи», пожарные; сначала в бой вступали спасатели «наилегчайшего веса»: они могли пролезть сквозь завалы, проникнуть в узкие щели. Словно фокстерьеры или таксы, проходили они через самые тесные проломы и обнаруживали раненых. Потом принимались за дело спасатели-тяжеловесы, крепкие и сильные, как грузчики: они сдвигали обрушившиеся балки, срывали заклинившиеся двери, поднимали упавшие шкафы… Бригады уборщиков мгновенно расчищали улицы от обломков, освобождая дорогу транспорту. Достойные дамы из добровольной женской службы на своих трехколесных мотороллерах привозили горячий чай жертвам и спасателям. Врачи и сестры не покидали застрявших под обломками раненых, сами ежеминутно рискуя оказаться погребенными. Машины «скорой помощи» — их часто вели молодые женщины — отвозили раненых в больницу, мертвых — в морг. Пожарные боролись с огнем. Сколько было радости, когда доставали из-под руин не только людей, но и домашних животных: кошку, собаку, канарейку в клетке… То был замечательный пример отличной работы, спокойствия, я бы даже сказала, уравновешенности и отваги. Душа Нельсона могла пребывать в мире. Он же сам сказал: «Англия вправе ждать выполнения долга от каждого англичанина».
