Ну а если вспомнить о функциях, возложенных на Свердлова в ВРК — отслеживать действия правительства и на случай ударов готовить запасной штаб в Петропавловке, то именно этих обязанностей ему выполнять не пришлось. Потому что правительство не предпринимало никаких действий! Несмотря на открыто ведущуюся подготовку восстания, на широко известные планы большевиков. Времени чтобы организовать отпор и самозащиту было полно. С избытком! И любая мало-мальски дееспособная власть сумела бы хоть что-то предпринять. Но не такой козел как Керенский. Он еще верил в свой личный авторитет, в свое обаяние. В достижения «революционной демократии».
За неделю до восстания гарнизон объявил о выходе из подчинения правительству — и ничего, будто так и надо. Никаких мер предпринято не было. Никто даже, в отличие от истории с Корниловым, не назвал это изменой и мятежом! А в своих разговорах со Ставкой Керенский передавал Духонину: «Мой приезд задержан отнюдь не опасением каких-либо волнений, так как все организовано». «Сейчас в Петербургском гарнизоне идет усиленная попытка военно-революционного комитета совершенно оторвать полки от командования. Сегодня они разослали явочных комиссаров… думаю, что мы с этим легко справимся…»
Между тем на II съезд Советов рабочих и солдатских депутатов начали съезжаться делегаты. Многих их них мандатная комиссия ЦИК отводила как избранных незаконно. По приглашениям, разосланным Петросоветом и большевиками, прибывали люди от никому не известных организаций и вообще не пойми откуда. Но уж в этих-то вопросах у Якова Михайловича все было предусмотрено. Мандатная комиссия ЦИК отводила, а представитель большевиков в этой комиссии, Карахан, приватно просил таких делегатов никуда не уезжать, загадочно поясняя: «Ничего, когда начнется съезд, вы все займете свои места».
С утра 24 октября столичные жители были огорошены воззванием: «К населению Петрограда! Корниловцы мобилизуют силы, чтобы раздавить Всероссийский съезд Советов и сорвать Учредительное Собрание! Петроградский Совет берет на себя охрану революционного порядка. При первой попытке темных элементов вызвать на улицах смуту, грабежи, поножовщину или стрельбу преступники будут стерты с лица земли». Газета «Рабочий и солдат» вышла с обращением: «Солдаты! Рабочие! Граждане! Враги народа ночью перешли в наступление. Штабные корниловцы пытаются стянуть из окрестностей юнкеров и ударные батальоны. Поход контрреволюционных заговорщиков направлен против Всероссийского съезда Советов накануне его открытия, против Учредительного Собрания, против народа…» Город оказался дезориентированным. На улицах появились вооруженные солдаты. Никто не знал, кто они — за Советы? Или это обещанные «корниловцы»? Или «темные элементы»?
И что же, как вы думаете, предпринял Верховный Главнокомандующий Керенский? Отправился на заседание «предпарламента» — Совета Российской республики. Где произнес речь. Дескать, он всегда стремился, «чтобы новый режим был совершенно свободен от упрека в неоправданных крайней необходимостью репрессиях и жестокостях». Дескать, «до сих пор большевикам предоставлялся срок для того, чтобы они могли отказаться от своей ошибки». Но поскольку они не отказались, то теперь уж необходимы решительные меры. И он, Керенский… испрашивает поддержку и одобрение «парламента» на принятие таких мер. И пошли дебаты! Пошла говорильня и раздрай!.. Поддержку? Ни шута! За день до своего разгона Совет Российской республики 122 голосами против 102 при 26 воздержавшихся выразил осуждение правительству! Принялся цепляться по всяким частным пунктам, вызывавших недовольство тех или иных «общественников». Угрозу восстания «предпарламент» даже и рассматривать не стал! И возложил «ликвидацию конфликта с большевиками» на «комитет общественного спасения», который должны были создать городская дума и представители левых партий.
А руководство эсеров и меньшевиков обратилось к большевикам с воззванием: «Мы осуждаем ваши действия, но если правительство нападет на вас, не станем бороться против пролетарского дела». Словом, распоясавшаяся «демократия» в игрушки играла. А большевики не играли. Вечером 24 октября красногвардейцы заняли все типографии. Гранки газет рассыпались, началось печатание прокламаций. Слабая милиция очистить типографии не смогла. Ее встретили выстрелами, она и убралась. При этом начальник милиции Нейер был убит. Видать, один он по своей должности и полез на рожон, а подчиненные благоразумно остались в сторонке. А в ночь на 25-е большевики начали занимать телеграф, телефонную станцию, банк, вокзалы… Нет, не отнимали они власть у правительства. Ее уже вообще не было, власти. И ленинцы лишь подобрали то, что никчемные «демократы» сами выпустили из рук.
Впрочем, разложение дошло до такой степени, что даже и на восстание гарнизон оказался уже не способен. Несмотря на всю подготовку и агитацию, разбалованная солдатня отнюдь не спешила выполнять чьи бы то ни было приказы. Да еще и своими шкурами рисковать! Большинство частей объявили «нейтралитет». Сидели по казармам. И за плату принимали под свою защиту офицеров и гражданских лиц, опасающихся погромов и убийств.
В ВРК привлечение сил моряков из Гельсингфорса предусматривался как крайний вариант, это был резерв. При необходимости Свердлов должен был дать условную телеграмму «Присылай устав». Такую телеграмму ему пришлось отправить уже в полночь с 24-го на 25-е — людей не хватало. А наличные силы большевиков были ничтожны. Но они действовали по четкому плану, организованно. Авторство плана впоследствии приписывалось и Ленину, и Сталину, и Троцкому. В данном случае это неважно. Но было в плане и нечто «свердловское». Немногими «верными» занять ключевые точки. На каждый намеченный объект направлялись небольшие группы — от 10 до 50 человек. И занимали, не встречая сопротивления. Иногда даже открыто сменяли прежние караулы: у большевиков оказались все гарнизонные пароли, действующие в эту ночь.
Ну а Керенский в эту ночь только и спохватился! Удосужился уведомить Ставку о событиях в столице, приказал выслать войска: две казачьих дивизии, пехотную бригаду, два полка самокатчиков. Лишь в 4 часа утра он из Генштаба начал рассылать приказы по казачьим частям и юнкерским училищам — выступить для наведения порядка. Распорядился развести мосты. Но ведь и училища уже охватила «демократия»! Они принялись собирать юнкерские комитеты, общие собрания. Начинали обсуждать и голосовать: выступать или нет? А вскоре большевики, засев на телефонной станции, перехватили линии связи. И руководство частей, пытающееся дозвониться в Генштаб и узнать обстановку, получало от имени Генштаба указания, что восстание уже подавлено, и помощь не требуется.
Приказ о разведении мостов не выполнялся до 7 часов утра. Потом нашлось подразделение, верное правительству… 1 офицер и 5 солдат! И все, больше никого. Эти шестеро решительно двинулись к Николаевскому мосту. Ну что ж, дежуривший там матросский патруль отошел. Мост был разведен. А когда «правительственное подразделение» отправилось вдоль Невы к следующему мосту, матросы вернулись и снова навели Николаевский.
Около девяти утра Керенский сел в автомобиль, переодевшись по одной версии матросом, по другой — в женское платье, и бездумно рванул «на фронт». Воодушевлять войска и спасать революцию. С этого момента его безуспешно искали и Ставка, желающая получить указания, и остатки правительства, собравшиеся в Зимнем дворце и ожидающие подмоги. В генерал-губернаторы и «диктаторы» оставшиеся министры определили сугубо мирного доктора Н. А. Кишкина, понятия не имеющего, что ему делать.
