Кроме того, по Брестскому договору стороны разменивались пленными. И хотя Германия возвращать русских пленных не спешила, но от советского руководства требовала. На запад потянулись эшелоны с немцами, австрийцами, венграми, хорватами. Которые за годы пребывания в лагерях расслабились, разболтались, привыкли к мирному и безопасному существованию. Прекрасно понимали, что попасть на родину — значит снова встать в строй и очутиться во фронтовой мясорубке. Стремились к этому далеко не все. Но ведь Советская Россия теперь стала «союзницей». Если пойти к ней на службу, то потом, дома, уже не обвинят в предательстве. И многие выбирали этот путь. Вступали в Красную Армию, пристраивались к органам ЧК, к структурам местных Советов. Это казалось более безопасным, чем фронт. Открывалась возможность пограбить в реквизициях, в карательных экспедициях, а по окончании войны вернуться домой уже не просто демобилизованным в драной шинели, а скопив состояние.
Еще одним «интернациональным» контингентом стали китайцы. Царское правительство за плату навербовало и ввезло их 40 тысяч — на тыловые работы, наподобие стройбатов. Теперь они остались без дела и без средств в чужой стране. Искали заработка, были готовы взяться за любое дело вплоть до самых «грязных». И их тоже начали нанимать в армию, в карательные органы. Всего же в Советской России зацепилось и осело до 300 тысяч всевозможных «интернационалистов».
Свердлов был одним из тех кто очень высоко ценил латышей и иностранцев. Привечал, опекал. Уже говорилось о его близкой дружбе со Стучкой. Он взял под покровительство и ряд других латышских деятелей, вроде Линде. Эстонца Кингисеппа, члена ВЦИК, пристроил в коллегию ВЧК. А свой автобоевой отряд ВЦИК, предназначенный для охраны руководства, Яков Михайлович усилил, и тоже в основном за счет «инородцев». Сюда принимались отборные, лучшие бойцы: Иоган Буш, Карл Янсон, Уно Розенштейн, Януш Урбан, Франц Сентнер, Юлиан Марцинк и др.
Впрочем, Яков Михайлович не только использовал «инородцев». Он был тем, кто организовывал работу по агитации среди пленных, по их вербовке на советскую службу. Во-первых, это были верные, небрезгливые и исполнительные «кадры». А во-вторых, Свердлов же еще в 1914 г. начал грезить «мировыми масштабами». И на Учредительном Собрании говорил о том же. Вот и теперь разъяснял сомневающимся, что военнопленные — это «десятки тысяч будущих агитаторов». Пусть учатся, как завоевывать власть, пусть перенимают опыт.
Он широко открыл им доступ для вступления в партию, и уже с марта-апреля под эгидой Свердлова стали создаваться «иностранные группы» РКП(б). Особо он выделил руководителя венгерской группы — Белу Куна. Мадьярского еврея, социал-демократа, бывшего прапорщика. Как пишет Новгородцева, он «часто бывал у нас дома. Был он с виду угрюм, на первый взгляд несколько грубоват». Что ж, Яков Михайлович по-прежнему «насквозь видел». И опять безошибочно отметил психически нездорового человека, скрытого садиста. Как раз Бела Кун станет в свое время главным палачом Крыма, где будет казнено 80 тысяч офицеров и гражданских лиц — мужчин, женщин, детей. Но это будет позже. Свердлов этого уже не увидит. Пока же по его инициативе при ЦК РКП(б) возникает так называемая Федерация иностранных групп РКП(б), первый прообраз будущего Коминтерна. Яков Михайлович, таким образом, стоял у самых истоков Коминтерна. А председателем Федерации он провел своего любимца Белу Куна.
А вместе с «иностранными группами» РКП (б) под эгидой Свердлова была создана еврейская коммунистическая организация. Между прочим, очень странная организация — как будто в самой Российской компартии евреев было мало. Но нет, эта организация была отдельной, действовала как-то сама по себе, чем она занимается, мало кто знал. Она имела свой центральный комитет, издавала газету на идиш, а располагался ее штаб на Варварке, напротив палат Романовых. Рядышком с нынешней Администрацией Президента.
Ну а латыши с «интернационалистами» помогли дополнительно закрепить Советскую власть, стали цементирующей основой новой армии, опорой руководства. Положение внутри России стабилизировалось, выглядело вполне прочным, в стране воцарился относительный мир. И новая власть занялась вопросами государственного строительства. В том числе, разумеется, и Свердлов. И в качестве практика, в качестве «рук» Ленина он явился одним из самых активных, самых энергичных «строителей».
Хотя развернулись «строительные процессы» весьма своеобразно. Не по укреплению того, что осталось в России недоломанным. Даже не по реорганизации — частичному отбору из «старого» и частичной замене «новым». Нет, пошли кампании по полному сносу прежней России и созданию на ее руинах чего-то принципиально «нового». Отрицалась всякая преемственность с прошлым, перечеркивались все прошлые достижения, традиции, устои. Например, были отменены все старые праздники, как государственные, так и православные. И не кто иной как Свердлов собственноручно отметил в календаре, какие даты должны стать новыми праздниками. 22 января — годовщина «кровавого воскресенья», 12 марта — день падения царизма, 18 марта — день Парижской коммуны, 1 мая — день всемирной солидарности трудящихся, 7 ноября — годовщина Октября. Придумывались новые ритуалы этих праздников с шествиями, демонстрациями, публичными массовыми действами.
Свердлов был и одним из тех, кто начал кампанию гонений на Православие, инициировал и поддерживал акты закрытия храмов, осквернения мощей и икон. Хотя непосредственно на этой стезе в большей степени специализировался его бывший учитель и наставник Ярославский (Миней Губельман). Создал общество «воинствующих безбожников», издавал журнал «Безбожник», запрещал все, что так или иначе было связано с православными обрядами вплоть до новогодних елок — дескать, «пережиток» христианского Рождества (Ленин, кстати, такой крайности не поддержал, даже будучи атеистом, и с Крупской проводил елки для детей — говорил, что это обычай народный, а не религиозный). Вместо крестин придумывались уродливые «октябрины». Позже Ярославский дошел и до запрета произведений Платона, Канта — как «религиозных» философов. И до запрета духовной музыки Чайковского, Моцарта, Баха, Генделя.
Отрицалась и перечеркивалась вся прошлая история — вместо нее утверждались примитивные оплевательские фальсификаты. В данном направлении на первом плане выступал Бухарин и его сотрудники вроде академика Покровского. В ходе «субботников» сносились монументы и памятники царям, государственным деятелям, полководцам. А вместо них экстренным порядком возводились и открывались уродливые и безвкусные памятники Стеньке Разину, Каляеву, Пугачеву и т. п. Закладывались будущие монументальные сооружения, которым предстояло заменить церкви. Все эти открытия памятников и закладки «дворцов» тоже сопровождались празднествами, митингами, манифестациями. И Свердлов частенько на них присутствовал, выступал с речами.
Ломалась мораль. Издавались книги Александры Коллонтай, поучавшей, что любовь — это удовлетворение похоти между мужчиной и женщиной, и должна восприниматься проще, как «стакан воды». Захотел пить, выпил и забыл, дальше пошел. Правда, у нее были и серьезные оппоненты. Ярославский, Семашко и Сольц проповедовали аскетизм и призывали «беречь половую энергию для строительства коммунизма».
