(Во время речи Нила Поля встает и уходит. В дверях ей встречаются
Петр и Татьяна. Петр, заглянув в комнату, скрывается.
Татьяна стоит в дверях, держась за косяк.)
Бессемёнов (ошеломленно таращит глаза на Нила). Ка-ак?
Хозяин? Ты?
Акулина Ивановна. Уйдем, отец! Уйдем… пожалуйста, уйдем!
(Грозя кулаком Нилу.) Ну, Нилка! Ну, уж… погоди!
(Со слезами.) Уж погоди… дождешься!
Нил (настойчиво). Да, хозяин тот, кто трудится… Запомните-ка
это!
Акулина Ивановна (тащит за собой мужа). Идем, старик!
И-идем! Бог с ними!.. Не говори, не кричи! Кто нас услышит?
Бессемёнов (уступая усилиям жены). Ну, хорошо! Оставайся…
хозяин! Поглядим… кто хозяин! Увидим!
(Уходит к себе. Нил взволнованно расхаживает по комнате.
Где-то на улице, далеко, играет шарманка.)
Нил. Вот заварил кашу! И чёрт меня дернул спросить ее…
Дурак! То есть, положительно не могу я ничего скрыть… лезет все наружу помимо
воли! Ах ты…
Тетерев. Ничего! Сцена очень интересная. Я слушал и смотрел
с удовольствием. Очень недурно, очень! Не волнуйся, брат! У тебя есть
способности… ты можешь играть героические роли. В данный момент герой нужен…
поверь мне! В наше время все люди должны быть делимы на героев, то есть
дураков, и на подлецов, то есть людей умных…
Нил. Чего ради заставил я Полю пережить такую… гадость?..
Испугалась… нет, она не пуглива! Обиделась, наверно… тьфу!
(Татьяна, все еще стоя в дверях, при имени Поли делает
движение. Звуки шарманки умолкают.)
Тетерев. Людей очень удобно делить на дураков и мерзавцев.
Мерзавцев – тьмы! Они живут, брат, умом звериным, они верят только в правду
силы… не моей силы, не этой вот, заключенной в груди и руке моей, а в силу
хитрости… Хитрость – ум зверя.
Нил (не слушая). Теперь придется ускорить свадьбу… Ну, и
ускорим… Да, она еще не ответила мне. Но я знаю, что она скажет… милая моя
девчушка!.. Как ненавижу я этого человека… этот дом… всю жизнь эту… гнилую
жизнь! Здесь все… какие-то уроды! Никто не чувствует, что жизнь испорчена ими,
низведена к пустякам… что из нее они делают себе темницу, каторгу, несчастие…
как они ухитряются делать это? Не понимаю! Но – ненавижу людей, которые портят
жизнь…
(Татьяна делает шаг вперед, останавливается. Потом неслышно
идет к сундуку и садится на него, в углу. Она согнулась, стала маленькой и еще
более жалкой.)
Тетерев. Жизнь украшают дураки. Дураков – немного. Они всё
ищут чего-то, что не им нужно, не только им одним… Они любят выдумывать
проспекты всеобщего счастья и тому подобной ерунды. Хотят найти начала и концы
всего сущего. Вообще – делают глупости…
Нил (задумчиво). Да, глупости! На это я мастер… Ну, она
потрезвее меня… Она – тоже любит жизнь… такой внимательной, спокойной любовью…
Знаешь, мы с ней великолепно будем жить! Мы оба – смелые… и, если захотим
чего, – достанем! Да, мы с ней достанем… Она какая-то… новорожденная…
(Смеется.) Мы с ней прекрасно будем жить!
Тетерев. Дурак может всю жизнь думать о том, почему стекло
прозрачно, а мерзавец просто делает из стекла бутылку…
(Вновь играет шарманка уже близко, почти под окнами.)
Нил. Ну, ты все о бутылках!
Тетерев. Нет, я о дураках. Дурак спрашивает себя – где огонь,
пока он не зажжен, куда девается, когда угасает? А мерзавец сидит у огня, и ему
тепло…
Нил (задумчиво). Да-а… тепло…
Тетерев. В сущности – они оба глупы. Но – один глуп красиво,
геройски, другой – тупо, нищенски глуп. И оба они, хотя разными дорогами, но
приходят в одно место – в могилу, только в могилу, друг мой… (Хохочет. Татьяна
тихо качает головой.)
Нил (Тетереву). Ты чего?
Тетерев. Смеюсь… Оставшиеся в живых дураки смотрят на
умершего собрата и спрашивают себя – где он? А мерзавцы просто наследуют
имущество покойного и продолжают жизнь теплую, жизнь сытую, жизнь удобную…
(Хохочет.)
Нил. Однако ты здорово напился… Шел бы к себе, а?
Тетерев. Укажи – где это?
Нил. Ну, не дури! Хочешь, отведу?
Тетерев. Меня, брат, не отведешь. Я не состою в родстве ни с
обвиняемыми… ни с потерпевшими. Я – сам по себе. Я – вещественное
доказательство преступления! Жизнь испорчена! Она – скверно сшита… Не по росту
порядочных людей сделана жизнь, говорю я. Мещане сузили, окоротили ее, сделали
тесной… и вот я есмь вещественное доказательство того, что человеку негде,
нечем, незачем жить…
Нил. Ну, иди же, иди!
Тетерев. Оставь меня! Ты думаешь, могу упасть? Я уже упал,
чудак ты! Давно-o! Я, впрочем, думал было подняться; но прошел мимо ты и, не
заметив, не нарочно, вновь толкнул меня. Ничего; иди себе! Иди, я не жалуюсь…
Ты – здоров и достоин идти, куда хочешь, так, как хочешь… Я, падший,
сопровождаю тебя взглядом одобрения – иди!
Нил. Что ты болтаешь? Интересно что-то… но непонятно…
Тетерев. И не понимай! Не надо! Некоторые вещи лучше не
понимать, ибо понимать их бесполезно… Ты иди, иди!
Нил. Ну, хорошо, я ухожу. (Уходит в сени, не замечая
Татьяну, прижавшуюся в углу.)
Тетерев (кланяясь вслед ему). Желаю счастия, грабитель! Ты
незаметно для себя отнял мою последнюю надежду и… чёрт с ней! (Идет к столу,
где оставил бутылку, и замечает в углу комнаты, фигуру Татьяны.) Это-о кто,
собственно говоря?
Татьяна (тихо). Это я…
(Звуки шарманки сразу обрываются.)
Тетерев. Вы? Мм… а я думал, мне почудилось…
Татьяна. Нет, это я…
Тетерев. Понимаю… Но – почему вы? Почему вы тут?
Татьяна (негромко, но ясно, отчетливо). Потому что мне
негде, нечем, незачем жить… (Тетерев молча идет к ней тихими шагами.) Я не
знаю, отчего я так устала и так тоскливо мне… но, понимаете, до ужаса тоскливо!
Мне только двадцать восемь лет… мне стыдно, уверяю вас, мне очень стыдно
чувствовать себя так… такой слабой, ничтожной… Внутри у меня, в сердце
моем, – пустота… все высохло, сгорело, я это чувствую, и мне больно от
этого… Как-то незаметно случилось это… незаметно для меня в груди выросла
пустота… зачем я говорю вам это?..
Тетерев. Не понимаю… Сильно пьян… Совсем не понимаю…
Татьяна. Никто не говорит со мной, как я хочу… как мне
хотелось бы… я надеялась, что он… заговорит… Долго ожидала я, молча… А эта
жизнь… ссоры, пошлость, мелочи… теснота… все это раздавило меня тою порой…
Потихоньку, незаметно раздавило… Нет сил жить… и даже отчаяние мое бессильно…
Мне страшно стало… сейчас вот… вдруг… мне страшно…
