Тетерев. Помню. Когда я стал оправляться и попросил вас
увеличить мне порцию, вы скорчили прескверную рожу и сказали мне: «Будь доволен
тем, что дают. Вашего брата, пьяниц и бродяг, много»…
Доктор (растерянно). Позвольте! Это… этого… Извините!.. вы…
ваше имя… я – врач Николай Троеруков… а…
Тетерев (подходя к нему). А я – потомственный алкоголик и
кавалер Зеленого Змия Терентий Богословский. (Доктор отступает пред ним.) Не
бойся, не трону… (Проходит мимо. Доктор растерянно смотрит вслед ему,
обмахиваясь шляпой. Входит Петр.)
Доктор (оглядываясь на дверь в сени). До свидания однако!
Меня ждут… В случае, если она будет жаловаться на боль… повторите… дайте ей
еще… капель… Сильной боли не должно быть… До свидания!.. А-а… скажите, тут был
сейчас такой… оригинальный господин… он ваш родственник?..
Петр. Нет, это нахлебник…
Доктор. Ага!.. Очень приятно!.. Большой оригинал! До
свидания… благодарю вас! (Уходит. Петр провожает его в сени. Бессемёнов и
Акулина Ивановна выходят из своей комнаты и осторожно, ступая на носки,
подвигаются к двери в комнату дочери.)
Бессемёнов. Погоди, не ходи туда… Ничего не слыхать. Может,
спит она… не разбудить бы… (Отводит старуху в угол к сундуку.) Н-да, мать! Вот
и дожили… до праздника! Говору, сплетни будет теперь по городу – без конца…
Акулина Ивановна. Отец! Что ты? То ли говоришь? Да хоть во
все трубы пускай трубят… только бы жива-то осталась! Во все колокола пусть
звонят… Бессемёнов. Ну, да… я знаю… это так!.. Только ты… эхма! Не понимаешь
ты! Ведь – позор это нам с тобой!
Акулина Ивановна. А ну… какой позор?
Бессемёнов. Дочь отравилась, пойми! Что мы ей – какую боль
причинили? Чем огорчили? Что мы – звери для нее? А будут говорить разное… Мне –
наплевать, я все ради детей стерплю… но только – зачем? Из-за чего? Хоть бы
знать… Дети! Живут – молчат… Что в душе у них? Неизвестно! Что в головах?
Неведомо! Вот – обида!
Акулина Ивановна. Я понимаю… ведь и мне обидно! Все-таки я –
мать… Хлопочешь, хлопочешь целый день, и спасибо никто не скажет… я понимаю! Да
что уж… хоть бы живы-здоровы были… а то вот на-ко!
Полявыходит из комнаты Татьяны). Она засыпает… Вы потише…
Бессемёнов (вставая). Ну, как она, что? Посмотреть-то можно?
Акулина Ивановна. Я войду тихонечко? Мы вот с отцом…
Поля. Доктор не велел пускать никого…
Бессемёнов (подозрительно). Ты почем знаешь? Тебя при
докторе не было еще…
Поля. Мне Елена Николаевна передала.
Бессемёнов. А она – там? Ишь ты… чужому человеку можно,
родным – нельзя. Удивительно…
Акулина Ивановна. Обедать-то надо в кухне… чтобы не
обеспокоить ее… Милая моя!.. И взглянуть нельзя…
(Махнув рукой, уходит в сени. Поля стоит, прислонясь к шкафу
и глядя на дверь в комнату Татьяны. Брови у нее нахмурены, губы сжаты, стоит
она прямо. Бессемёнов сидит у стола, как бы ожидая чего-то.)
Полятихо). Отец мой не был здесь сегодня?
Бессемёнов. Совсем ты не про отца спрашиваешь. Что тебе
отец? Знаю я, кого тебе надо… (Поля удивленно смотрит на него.) Отец твой был…
да! Грязный, оборванный, лишенный всякого порядочного подобия… Но все-таки ты
его должна уважать…
Поля. Я уважаю… Почему вы это… говорите?
Бессемёнов. Чтоб ты понимала… Твой отец бродяга бездомный, а
все-таки ты не должна выходить из его воли… Но разве вы понимаете – что такое
отец?.. Все вы – бесчувственные… Ты вот… девушка бедная, бесприютная, ты бы
должна быть скромной… ласковой со всеми… а ты – туда же! – пускаешься
рассуждать, подражаешь образованным людям. Н-да. Вот ты замуж выходишь… а тут
человек едва жизни не лишил себя…
Поля. Я не понимаю, что вы говорите… и зачем?
Бессемёнов (видимо, сам утратив связь своих мыслей,
раздражается). Понимай: думай… затем и говорю, чтобы понимала ты! Кто ты? А
однако вот… выходишь замуж! Дочь же моя… чего торчишь тут? Иди-ка в кухню…
делай что-нибудь… Я покараулю… иди! (Поля, с недоумением глядя на него, хочет
идти.) Постой! Давеча я… крикнул на твоего отца…
Поля. За что?
Бессемёнов. Не твое дело! Ступай… иди! (Поля уходит
удивленная. Бессемёнов тихо идет к двери Татьяны и, приотворив ее, хочет
заглянуть. Елена выходит и отстраняет его.)
Елена. Не ходите, она спит, кажется! Не беспокойте ее…
Бессемёнов. Мм… Нас беспокоят все… это ничего! А вас –
нельзя…
Елена (удивленно). Что вы говорите? Да ведь она же
больная!..
Бессемёнов. Знаю я… Все знаю… (Уходит в сени. Елена пожимает
плечами вслед ему. Проходит к окнам, садится на кушетку и, закинув руки за шею,
о чем-то думает. На лице у нее является улыбка, она мечтательно закрывает
глаза. Петр входит, сумрачный, растрепанный. Он встряхивает головой, как бы
желая сбросить с нее что-то. Видит Елену, останавливается.)
Елена (не открывая глаз). Это кто?
Петр. Чему вы смеетесь? Странно видеть улыбающееся лицо…
теперь… после этого…
Елена (взглянув на него). Вы – сердитый? Устали? Бедный
мальчик… Как мне жалко вас…
Петр (садясь на стул рядом с нею). Мне самому жалко себя.
Елена. Вам надо уехать куда-нибудь…
Петр. Да, надо. В сущности – зачем я здесь? Меня страшно
тяготит эта жизнь…
Елена. Как бы вы хотели жить? Скажите!.. Я часто спрашивала
вас об этом… но вы не ответили, никогда…
Петр. Трудно быть откровенным…
Елена. Со мной?
Петр. И с вами… Разве я знаю… как вы относитесь ко мне? Как
отнесетесь к тому, что я мог бы вам сказать? Иногда мне кажется, что вы…
Елена. Что я? Ну…
Петр. Что вы хорошо…
Елена. Я отношусь к вам очень, очень хорошо! Славный вы мой…
мальчик!
Петр (горячо). Я не мальчик, нет! Я много думал. Слушайте,
скажите… вам нравится – вам интересна вся эта возня, которой занимается Нил,
Шишкин, Цветаева – все эти шумные люди?.. Вы можете верить, что совместные
чтения умных книг, спектакли для рабочих… разумные развлечения… и вся эта
суетность – действительно, важное дело, ради которого и следует жить? Скажите…
Елена. Голубчик! Ведь я необразованный человек… я не могу
судить, не понимаю. Я ведь – несерьезная… Они – мне нравятся все, и Нил, и
Шишкин… Веселые, всегда что-то делают… Я люблю веселых людей… сама такая же. К
чему вы это спросили?
