Нил. А зачем это скрывать?
Тетерев. Дитя мое! Приличие требует, чтоб люди лгали…
Петр. Но какой смысл в этом? Какой?
Нил. Мы, брат, не поймем друг друга… нечего и говорить. Все,
что делает и говорит твой отец, – мне противно…
Петр. Мне тоже противно… может быть! Однако я сдерживаюсь. А
ты постоянно раздражаешь его… и это раздражение оплачиваем мы – я, сестра…
Татьяна. Да будет вам! Ведь скучно же это!
(Нил, взглянув на нее, отходит к столу.)
Петр. Тебя беспокоит разговор?
Татьяна. Мне надоело! Одно и то же… всегда одно и то же!
(Входит Поля с кринкой молока в руке. Видя, что Нил
мечтательно улыбается, она оглядывает публику и говорит.)
Поля. Смотрите, какой блаженный!
Тетерев. Ты что смеешься?
Нил. Я? Я вспоминаю, как отчитывал начальника депо…
Интересная штука – жизнь!
Тетерев (густо). Аминь!
Петр (пожимая плечами). Удивляюсь! Слепыми, что ли, родятся
оптимисты?
Нил. Оптимист я или что другое, – это неважно, –
но жить – мне нравится! (Встает и ходит.) Большое это удовольствие – жить на
земле!
Тетерев. Да, любопытно!
Петр. Вы оба – комики, если вы искренние люди!
Нил. А ты… уж я не знаю – как тебя назвать? Я знаю, – и
это вообще ни для кого не тайна, – ты влюблен, тебя – любят. Ну, вот хотя
бы по этому поводу – неужели тебе не хочется петь, плясать? Неужели и это не
дает тебе радости? (Поля гордо смотрит на всех из-за самовара. Татьяна
беспокойно ворочается, стараясь видеть лицо Нила. Тетерев, улыбаясь,
выколачивает пепел из трубки.)
Петр. Ты забываешь кое-что. Во-первых – студентам жениться
не позволено; во-вторых – мне придется выдержать баталию с родителями; в-третьих…
Нил. Батюшки! Да ведь это что же? Ну, тебе остается одно –
беги! Беги в пустыню!..
(Поля улыбается.)
Татьяна. Ты балаганишь, Нил…
Нил. Нет, Петруха, нет! Жить, – даже и не будучи
влюбленным, – славное занятие! Ездить на скверных паровозах осенними ночами,
под дождем и ветром… или зимою… в метель, когда вокруг тебя – нет пространства,
все на земле закрыто тьмой, завалено снегом, – утомительно ездить в такую
пору, трудно… опасно, если хочешь! – и все же в этом есть своя прелесть!
Все-таки есть! В одном не вижу ничего приятного, – в том, что мною и
другими честными людями командуют свиньи, дураки, воры… Но жизнь – не вся за
ними! Они пройдут, исчезнут, как исчезают нарывы на здоровом теле. Нет такого
расписания движения, которое бы не изменялось!..
Петр. Не раз я слышал эти речи. Посмотрим, как тебе ответит
жизнь на них!
Нил. Я заставлю ее ответить так, как захочу. Ты – не стращай
меня! Я ближе и лучше тебя знаю, что жизнь – тяжела, что порою она омерзительно
жестка, что разнузданная, грубая сила жмет и давит человека, я знаю это, –
и это мне не нравится, возмущает меня! Я этого порядка – не хочу! Я знаю, что
жизнь – дело серьезное, но неустроенное… что оно потребует для своего
устройства все силы и способности мои. Я знаю и то, что я – не богатырь, а просто
– честный, здоровый человек, и я все-таки говорю: ничего! Наша возьмет! И я на
все средства души моей удовлетворю мое желание вмешаться в самую гущу жизни…
месить ее и так и эдак… тому – помешать, этому – помочь… вот в чем радость
жизни!
Тетерев (усмехаясь). Вот смысл глубочайший науки! Вот смысл
философии всей! А всякой другой философии – ан-нафема!
Елена (в двери). По какому поводу здесь кричат и махают
руками?
Нил (бросаясь к ней). Барыня! Вы меня поймете! Я пел сейчас
славу жизни! Ну, говорите: жизнь – удовольствие!
Полянегромко). Жить – очень хорошо!
Елена. Кто против этого?
Нил (Поле). Эх, ты… тихая моя!
Елена. При мне – не любезничать!
Петр. Черт знает что такое! Точно пьяный…
(Татьяна, откинув голову на спинку кушетки, медленно
поднимает руки и закрывает лицо свое.)
Елена. Постойте! Вы собрались пить чай? А я пришла звать вас
к себе… Ну, и я останусь с вами, – у вас сегодня весело. (Тетереву.)
Только вы, мудрый ворон, вы один нахохлились – чего ради?
Тетерев. Мне тоже весело. Только я люблю веселиться молча, а
скучать – громко…
Нил. Как все большие, умные, угрюмые псы…
Елена. Я никогда не видела вас ни грустным, ни веселым, а
только философствующим. Знаете, господа, – знаешь, Таня, – он обучает
меня философии. Вчера прочитал целую лекцию о некотором законе достаточного
основания… эх! я забыла, как этот удивительный закон выражается… в каких
словах? В каких?
Тетерев (улыбаясь). Нет ничего без основания, почему оно
есть…
Елена. Вы слышите? Вот я какие мудрые штуки знаю! Вы вот не
знаете, что закон этот являет собой – являет, это самое настоящее философское
слово! – являет собой… что-то вроде зуба, потому что у него четыре корня…
верно?
Тетерев. Не смею спорить…
Елена. Ну, конечно! Посмели бы вы! Корень первый – а может,
и не первый – закон достаточного основания бывания… бывание – это материя в
формах… вот я – материя, принявшая – не без основания – форму женщины… но зато
– без всякого уже основания – лишенная бытия. Бытие – вечно, а материя в формах
– побывает на земле и – фьюить! Верно?
Тетерев. Ладно, сойдет…
Елена. Еще я знаю, что существует каузальная связь, априори
и апостериори, но кто они такие, – забыла! И если я от всех этих
премудростей не стану лысой, так буду умной! А самое интересное и премудрое во
всей философии вот что: зачем вы, Терентий Хрисанфович, говорите мне о
философии?
Тетерев. Потому, во-первых, что смотреть мне на вас очень
приятно…
Елена. Спасибо! Во-вторых, наверное неинтересно…
Тетерев. Во-вторых, потому, что, только философствуя,
человек не лжет, ибо, философствуя, он просто – выдумывает…
Елена. Ничего не поняла! Да, Таня, как ты себя чувствуешь?
(Не дожидаясь ответа.) Петр… Васильевич! Вы чем недовольны?
Петр. Собой.
Нил. И всем остальным?
Елена. Знаете, – мне ужасно хочется петь! Как жаль, что
сегодня суббота и всенощная еще не отошла… (Входят старики.) А! вот идут
богомольцы! Здравствуйте!
Бессемёнов (сухо). Наше вам почтение…
