Боятся, не боятся, а ненавидят и стараются избегать встреч.
Но почему помполит нашей жизнью не интересуется? Почему не интересуется нашим политико-моральным состоянием? Меня ни разу не вызывал и не спрашивал. Сам я не пойду. Черт его знает, как встретит. Вот взаимоотношеньица комсостава, подчиненных с начальством. Это советские партийные передовые люди. Это влияние руководящих. Э-э-эх!!!
7 [мая]
Разошлись тучи, и сразу тепло. Идя проверять аммонал-склад, посидел на линии. Весна кругом, но на душе метель и бесы. Нет, невесело! На гауптвахте сидит уполн. 3-й части Роговенко. За пьянку и обещание застрелиться. Это явление принимает массовый характер: Майхер, Голодняк, я, Роговенко и многие не выявленные. Не с хорошего, по-видимому, люди приходят к таким решениям. Да, жизнь не веселит. Стоит ли жить. Надеждами я не живу, это дело не по мне. Здесь, в БАМе, пожалуй, одно только место, где все по уставу — это Ревтрибунал. Сунут статью на основании того-то и того-то. Законно и будь здоров.
8 [мая]
Что ни день, то вскрываются истины. Одна из них: стахановская бригада ф-ги 4, заработав за 12 суток 2000 р., потребовала культурных бытовых условий, пищи и пр. Отделение ответило:
— Как-нибудь уладите сами.
Что можно после этого сказать. Это относится к нам. У стахановцев сегодня выходной и официально. Для охраны выходных нет. Охрана работает с нагрузкой в 18 часов, а платят? Нет! Какая может быть заинтересованность? Те, кто нанимался сам, несут наказание за свою ошибку, а я? Нет воды. Надо со скандалом просить, приказать и потребовать нельзя. Безалаберщина, неразбериха. Привели з/к с 6-й на 4-ю по наряду УРЧ. Людей не принимают, конвой стоит, люди здесь не нужны. Что за чертовщина, никто не знает. Вредительство какое-то. Дергают целый день, дергают как ручку звонка у глухого хозяина. Надо делать конец. Подал заявление мастер дорожный, ответили, что до конца строительства вы все закреплены здесь.
Есть луч надежды, но будем и свои меры принимать. Ну и комсорг? Самоучка, ходил в сельскую школу три мес., а дальше так доходит. Еще спрашивают, почему нет комсомольской работы? Да и Голодняк в финансовой политике как бык в аптеке. Мне приходится ему разъяснять.
9 [мая]
День крутишься, стараясь не заметить время, ждешь вечера. Замучаешься, вечером скорей спать. Так и уходит день за днем. Помполит на мой ответ «Нет учета за Январь, Февраль и Март» отвечает:
— Я-то пишу туфту, пишите и вы.
Напишем. Сходил пострелять […] с нач. боем.
Пацаны лет по 12 собирают гильзы, смеясь и бегая. Скатываясь с откосов и песчаных обрывов карьера клубком. Вот она, беззаботная юность, хотел бы я с ними так же покататься.
Расцвели подснежники.
2 часа ночи. Звонок из 3-й части:
— Дайте стрелка!
Послал политрук. Минут через 15 стрелок вернулся. Только снял сапоги, снова вызывают. Подходит к телефону политрук:
— Что у вас за шалман? Гоняете людей, что за беспорядок.
Дело дошло до нач. 3-й. Вызывает дежурного. Но у телефона политрук:
— Я требую дежурного, передайте ему трубку.
— Так я же политрук, я выше дежурного, говорите, в чем дело!
— Я вам говорю, дайте дежурного!
— А со мной вы что, разговаривать не хотите?
— Нет!!
— Ну и я с вами нет!! Явитесь сейчас ко мне!
— Не могу!
— Почему?
— Нога болит!
— Освобождение есть?
— Я не хочу гулять, поэтому по возможности работаю!
— Чтоб завтра было освобождение.
10 [мая]
Утром у нас произошел такой разговор:
— Виноват, военком, довольно спать. Сейчас встану да пойду в дом отдыха на 3-е суток, нач. 3-й части пообещал.
— За что?
— За то, что я не хотел с ним разговаривать.
— Эх, ты глупый, ты должен за счастье считать, когда с тобой начальник разговаривает.
— Он не разговаривал, а ругался.
— Так наше начальство так и должно ругаться, иначе, что ж оно за начальство.
— Он нач. 3-й части, пусть у себя ругается, а я нач. во взводе. Значит, мы оба начальники. Я умею лучше его ругаться, а не сказал ему ни слова.
Погода мерзость. Дождь и холод, а вместе с этим грязь по колено. Идем с начбоем по Завитой, шлепая, не выбирая, везде одинаково, да рассуждаем. А в Москве не так сыро, наверно, и кто это нас надумал сюда загнать. Почему не спросили?
1-е майские премии прошли, отметив и командиров, и стрелков. Меня нет, и хорошо. Нач. выехал на участок в Архару. […] А дивизион подобрался на славу. Комдив малограмотный, по нем комвзводов и политрука. Доронин, Карпенко… Сергеев… Соловьев…
Один из ком. отделений, другие из стрелков. Весело.
11 [мая]
Что ни день, то чудо. Сегодня должен быть выходной, но нач. делать нечего дома. Трется в штабе. Вызывает:
— Что у вас на 11-й? Сидите, ни черта не делается, и сами не делаете! Сейчас же выехать! Долго я вас учить буду? Когда вы будете работать оперативно? Вот комдив сам ездит по ф-гам, устраивает.
Еле сдерживаюсь, но как-нибудь сорвусь, будет стычка.
Вот и получился выходной, топай 34 километра пешком.
А з/к отдыхают. Испортил нач. отр. день. Ни в кино, ни в баню сходить не удалось. Наверно у Гридина бессонница и нет аппетита, если не полается.
А на улице дождь, грязь, мерзость. Привыкли мы жить в сарае, ко всему временному, эх, лучше не вспоминать. А так во всех лагерях в ВОХРе. А стрелки, те как заведенные, через шесть часов на пост. В/н. так 2 г., а з/к весь срок.
Ведь теперь у нас есть свои академики, и партизаны не нужны, все же держат разных Гридиных. Военком ехидничает:
— Гридин думает — радуются сволочи, что меня в отпуск пустили!
Радуемся, поживем. Уедет еще помполит, ну совсем лафа. Голодняка за Хренкова, а Чистякова за Гридина оставим. Ну и жизнь настанет — сразу метров на пять к социализму пододвинемся.
— Мы вместе строим социализм, а почему Гридин обижается на меня? — негодует военком.
— Утеряли первомайский приказ, утеряли секретный приказ о Довбыше, утеряли с/приказ о формировании ВОХР. Что у вас делается? Вы не умеете сплотить вокруг себя командиров. Это нарыв, который прорвется. Почему мне билет задержали на 12 суток у нач. отряда? Что за порядочки?
12 [мая]
С каждым днем открываются все новые и новые жуткие, но правдивые моменты. Карманчук рассказывает:
