* * *
Дима с тоской посмотрел на свой парашют, который он навсегда оставлял на дереве. Купол, конечно, не из самых лучших, но все-таки он обошелся ему в девятьсот честно заработанных и с трудом скопленных баксов… Вряд ли гонорара от «репортажа века» хватит на покупку нового «мешка».
Но что оставалось делать… Самому парашют не снять.
Спина по-прежнему болела, но идти он мог вполне. Вряд ли это перелом ребер. Просто сильный удар.
Диме повезло – он сразу взял верное направление и неожиданно быстро вышел на поляну. Таня и человек, утащивший ее за борт, спокойно сидели, подстелив парашют, и покуривали.
– Партизанен! Хальт! Ауфштейн! – прокричал Дмитрий.
Таня радостно вскочила на ноги:
– Димка! Ура! С тобой все в порядке!
Таня бросилась к нему навстречу и крепко сжала в объятиях. Дима внутренне сжался, когда она вцепилась в его спину, но больно не было. Значит, точно не перелом.
Игорь протянул Диме руку:
– Позвольте представиться: Игорь Сергеевич Старых.
* * *
Капитан Петренко решил сначала поговорить с сопровождающим, а экипаж оставить на закуску.
Аркадий Мишин, лейтенант. Двадцать девять лет. Докладывает спокойно и подробно:
– В десять сорок пять я прошел по салону. Посмотрел на пассажиров. Ничего подозрительного не заметил. Взрыв раздался, когда я был в туалете. Я сразу определил, что это не бомба, а дымовая шашка. С трудом пробрался к кабине – началась паника, и пассажиры загораживали проходы. Почувствовал, что борт начал терять высоту.
– Почему? Какая связь между дымовой шашкой и управлением самолета?
Аркадий замялся. Ему не хотелось «подставлять» экипаж. Но ведь все равно есть «черный ящик», да и этот коллега, как пить дать, летунов расколет. Цепкий малый… Поэтому Аркадий отвернулся и неохотно сказал:
– Пилоты взяли в кабину ребенка. Мальчик двенадцати лет. В момент взрыва шашки за штурвалом сидел он.
– Та-ак, – протянул Петренко.
Теперь он начинал понимать. Очевидно, парень со страху вцепился в штурвал, и самолет потерял управление. Слава богу, что пилоты все-таки успели взять ситуацию под контроль! Их не отстранять от летной работы надо, а ордена давать. Вернее, так: от полетов отстранить, но дать ордена.
Это у нас извечное: люди благодаря личному героизму выбираются из того самого штопора, куда срываются благодаря собственному раздолбайству.
– А почему произошла разгерметизация салона? – продолжил допрос Петренко.
Аркадий внутренне собрался. Пора переходить к самому неприятному.
– Когда я заходил в туалет, оттуда вышел мужчина. На вид лет тридцать-тридцать пять. Рост примерно сто семьдесят пять. Брюнет. Глаза серо-голубые. Особых примет нет. Я сделал ему замечание – как обычно, за курение…
Петренко хотел прервать – к чему эти подробности? Но внутренний голос подсказал: «Слушай! Слушай внимательно!»
Аркадий продолжал:
– Когда началась вся эта заваруха, я потерял его из виду… Пилоты боролись с потерей высоты и с задымлением в салоне. Я по громкой связи успокаивал пассажиров. В десять пятьдесят семь приборы показали разгерметизацию самолета. Была открыта задняя дверь. Ее закрывали штурман и бортинженер.
– А при чем тут твой «туалетный» парень?
– Среди пассажиров самолета его сейчас нет… И еще. На взлете его тоже не было.
– Как это не было?
– Я помню всех пассажиров. Этого на взлете не было. Может быть, один шанс из ста, что я ошибаюсь. Может быть, на взлете он был, но я его проглядел. А вот сейчас среди пассажиров его точно нет.
Петренко похолодел. Он вызвал Васькина:
– Пришел наконец список пассажиров?
– Только что Москва изволила прислать. – В тоне Васькина прозвучало подспудное, но извечное недовольство петербуржцев столицей.
– Гони.
Через минуту вошел Васькин и протянул рулон скрученной факсовой бумаги. Капитан Петренко развернул его. Двадцать один пассажир. Фамилии, имена.
– Быстро мне список тех, кто прилетел.
Так и есть. Списки не совпадали. Тот, что прислали из Москвы, был длиннее на три фамилии.
* * *
– Ну что ж, на поляне, конечно, хорошо, но надо отсюда выбираться. Интересно, где мы находимся? – сказал Игорь.
Дима посмотрел на наручные часы. Они хорошо перенесли прыжок и исправно тикали.
– Летели мы около часа. Примерно восемьсот километров к северу от Москвы. В Карелии? На Вологодчине?
Игорь полез во внутренний карман и достал мобильный телефон. Телефон работал. Но индикатор показывал, что аппарат находится вне зоны приема. Игорь на всякий случай попытался набрать номер справочной – бесполезно.
– Следовало ожидать. В лесу он не работает даже в Малаховке.
* * *
Когда все закончилось и самолет благополучно приземлился, первой мыслью Василия Михайловича Пенкина было: «Вот я больше и не первый пилот». Он не собирался – да и не мог – скрыть, что в нарушение всех инструкций на его месте сидел мальчишка.
А второй мыслью было: «Не помог я Лешке перестать бояться самолетов. Теперь он, наверно, вообще летать не сможет». И Лешка, и его мама Василию Михайловичу понравились.
Капитану Петренко, который внутренне настроился на то, что первого пилота придется «раскалывать», было удивительно, что тот сразу же признался в том, что взял в кабину посторонних и пустил ребенка за штурвал. Ладно, с этим все ясно.
– Почему дверь не была заблокирована? Каким образом ее удалось открыть?
Штурман Андрей Русев подавленно ответил:
– Стюардессы докладывали, что все проверено и все в порядке.
Петренко грозно смотрел на экипаж. Он, конечно, потом поговорит и со стюардессами. Но уже неважно – их ли это недосмотр, или дверь разблокировали террористы.
Ясно, что у него было не просто ЧП. Целое чепище.
Он отпустил пилотов, улучил момент, когда в кабинете никого не было, и позвонил жене.
– Се-ре-женька, – с сексуальным придыханием начала супруга, – ну где же ты?
Капитан почувствовал, что от одного ее игривого голоса у него помрачается сознание и в штанах начинает выпрямляться старый дружок, и потому сказал излишне строго:
– Буду поздно. Обедай без меня.
Супруга томно захныкала. Поразительно, как эти женщины могут вить веревки даже из таких стальных людей, как капитан антитеррористического центра! Петренко напрягся и изо всех сил выдавил:
– И к ужину не жди! – И с досадой брякнул трубкой.
