— Великий князь не болен, и он сможет иметь детей, — шептала Нарышкина, — просто семенной канальчик его детородного органа закрыт плёнкой, сросшейся с крайней плотью...
Елизавета едва не отшатнулась от Нарышкиной, осмеливающейся говорить о великом князе с такой дерзостью. Но любопытство оказалось выше соображений этикета.
— И что же? — сухо вымолвила она. — Договаривай уж, раз взялась за такое интимное дело...
— Небольшая операция, восточные народы устраняют этот недостаток простым обрезанием в детстве...
Всё это Нарышкина шептала Елизавете, боясь вспышки гнева, боясь монаршей немилости, императорской резкости и неудовольствия.
— Вот как, — протянула Елизавета, — а что же доктора мои, врачи? Отчего они не сказали мне давным-давно об этом?
— Простите мою крайнюю дерзость, ваше величество, — опять склонилась в глубоком поклоне Нарышкина, — но полагаю, что великий князь и сам стесняется своего несчастья и боится поделиться с самым искусным врачом...
Елизавета долго раздумывала над весьма смелыми речами Нарышкиной. Бросить в лицо этой пронырливой фрейлине свою немилость и выказать крайнее неудовольствие, а то и сослать в её деревни или обратиться к её же помощи?
— И что же ты могла бы предложить? — наконец решилась Елизавета.
— Государыня, позвольте мне и Салтыкову уговорить великого князя согласиться на эту небольшую операцию, и тогда он сможет иметь общение с великой княгиней. Простите великодушно, если я сболтнула что-то лишнее, виновата я перед вами, матушка.
И снова согнулась Нарышкина в глубоком поклоне.
— Сергей Салтыков пользуется доверием великого князя, — осторожно заметила она, — и может, ему удастся склонить его высочество к этой операции...
— А это безопасно? — спросила Елизавета.
Она уже входила во вкус обсуждения этого предприятия.
— О, конечно, сам Бургав подтвердит вам это, — оживилась Нарышкина.
— С Бургавом я переговорю, — мрачно заявила Елизавета, — а вот как отнесётся великий князь к этой затее?
— О, великая государыня, я уверена, Сергею Салтыкову удастся уговорить великого князя... — промолвила Нарышкина.
— Ладно, — хмуро согласилась императрица, — Салтыков может оказать трону услугу, пусть только получше возьмётся за это дело...
И Елизавета отошла от верной фрейлины, показав всем присутствующим милость к Нарышкиной и тепло улыбнувшись ей на прощание.
К Нарышкиной тут же подлетел Сергей Салтыков. Они всё ещё шептались, когда Екатерина незаметно приблизилась к ним. Они по всем этикетным законам раскланялись с ней, но видно было, что их не оставляет одна и та же мысль, и потому лицо Сергея было сухим и холодным, и Екатерине ничего не оставалось сделать, как удалиться от них, обидевшись на это невнимание и холодность. Сергей даже не отпустил ей комплимента по поводу её наряда, так взволновавшего всё великосветское общество...
Не пришёл Сергей и в назначенный час, заставив великую княгиню немало переволноваться. Сначала она думала, что случилось нечто из ряда вон выходящее и Сергей не смог явиться к ней, потом плакала, что любимый оставляет её в одиночестве, затем замкнулась в себе, приказав не нервничать и оставить всё как есть. Но эти короткие часы свиданий уже так связывали её, заставляя терзаться ожиданием и любовью, что в голове не было больше иных мыслей, как о нём, о его нежных ищущих руках, о его прекрасном лице, улыбка на котором волновала её больше, чем всё остальное на свете. Она плакала горькими слезами: в последнее время Сергей стал невнимателен, мог не прийти к ней в спальню, когда она уже устраивала всё так, что никто не мог бы помешать им, отговорившись какой-нибудь пустой причиной...
— Разлюбил, — горько шептала она себе.
Давала себе слово холодно обойтись с ним при первой же встрече на балу или парадном обеде и не выдерживала: едва встречала его ясный взор, как губы сами собой растягивались в улыбку, и с этим ничего не могла она поделать. Она любила всем сердцем, горячо и самозабвенно, и понимала, как могут влюблённые женщины забывать обо всём на свете ради своих любимых.
А Сергей, искушённый в дворцовых интригах, был занят теперь одной мыслью — как бы поделикатнее и осторожнее выполнить ту услугу, на которую так легко согласилась Елизавета, дав понять, что эта услуга будет щедро оплачена.
Он искал повода поговорить с великим князем, пустить в ход всё своё красноречие и всё никак не мог найти...
Случай помог Сергею выполнить обещание, данное императрице.
Пётр сам подошёл к своему камергеру и, лукаво улыбаясь, полюбопытствовал:
— Секрет не секрет, но о чём это вы так шептались с матушкой-государыней и при чём тут фрейлина Нарышкина? Умираю от любопытства.
Сергей понял, что сама судьба идёт ему навстречу.
— Пустое, — весело отмахнулся он, — вас и не должно интересовать содержание этого разговора, вы, великий князь, выше всех этих скабрёзных историй...
И этим он только ещё больше разжёг любопытство великого князя.
— Скабрёзная история? — удивился он. — Что это за история, нельзя ли мне быть посвящённым в неё?
— Ах, великий князь, ваше высочество, — опять словно бы отмахнулся Салтыков, — речь идёт не о наших делах, не о наших историях. Всего-то навсего о странных и полезных обычаях у восточных народов...
— Нет, камергер, ты уж, пожалуйста, расскажи, — начал настаивать великий князь, — и я хочу знать, что такого скабрёзного в этой вашей истории...
— Ну зачем вам об этом знать, — продолжал отнекиваться Сергей Салтыков, ещё больше разжигая любопытство Петра, — такая скромная история, хоть и с оттенком скабрёзности...
Пётр взял за рукав Салтыкова, подвёл его к уединённой скамейке в саду, где они разговаривали, и заставил сесть рядом с собой.
— Расскажи! — чуть ли не взмолился он.
— Да дело в том, — как будто бы нехотя согласился Сергей Салтыков, — что в Персии был один молодой шах, который не подвергся старинному обычаю, возникшему ещё в древности у мусульманских народов. Он был очень просвещённым и упрямым ребёнком, и ему удалось избежать обрезания...
Пётр навострил уши. Подробно расспросил он Сергея об этом обычае, о том, что это за операция, которой подвергаются все восточные мальчики с самого детства.
— Шах был очень просвещённый, — повторил Сергей, — но наследников у него не было, — продолжал он как ни в чём не бывало. — И шах призвал своих лекарей, чтобы они сказали ему, в чём дело. Тут-то ему и выложили главную причину отсутствия наследника. Не сделали ему обрезание в детстве, вот Аллах и наказал его отсутствием наследников... Задумался шах и понял, как был не прав...
— И что же, как было дело дальше? — настойчиво расспрашивал Пётр.
