Через несколько секунд мы услышали, что приближается еще один грузовик. Мы попрыгали в укрытие и, когда грузовик подъехал, развернули пулеметы в его сторону. На этот раз среди наших пленных было трое офицеров.
Мы держали пленных офицеров под одной из арок вместе с нашей небольшой резервной группой. Американские солдаты находились под охраной под другой аркой.
При помощи двух подбитых грузовиков мои солдаты блокировали дорогу. Еще несколько американских грузовиков подошли к препятствию, замедлили ход, остановились – и мы захватили пленных без единого выстрела.
Впереди я все еще держал дозорных. Один из них вернулся, запыхавшись, возбужденный от того, что ему удалось уйти живым. Задыхаясь, он произнес:
– Господин обер-лейтенант, остальные погибли… Мы огибали поворот ниже по руслу, как вдруг лицом к лицу столкнулись с американцами. Они, должно быть, видели, как мы подходили. Прежде чем мы смогли что-либо сделать, они открыли огонь из автоматов «стэн»… Я был немного сзади других… Я смог уйти…
Я послал еще один пулеметный расчет ниже по руслу к повороту для защиты нашего фланга.
2
Один из пленных американских офицеров заговорил. Мой английский был слабоват, и я едва понимал его, но все-таки я понял, что он спросил, являюсь ли я старшим по команде офицером, и повел меня к двум тяжело раненным солдатам, находившимся под мостом. Он считал, что они нуждаются в срочной помощи. Но санитар, находившийся с нами, уже сделал все, что мог, – одному из них уже ничем нельзя было помочь. Он был ранен в голову и сейчас стонал. Как мучительно слышать стоны человека, лежащего без сознания под мостом во тьме тунисской ночи. Малозначительный бетонный кульверт – и все. А солдаты должны гибнуть за него африканской ночью, пуская в ход все свое мужество, получая смертельные кусочки металла в голову. В темноте я тихонько вернулся назад. Еще один американский офицер обратился ко мне. Он представился капитаном Смитом. Имя как имя, подумал я, вполне пригодное для таких обстоятельств.
– Мой грузовик находится позади разбитых грузовиков в вашем дорожном завале – в канаве на краю дороги, – заговорил он с надеждой. – У меня нет с собой бритвы и зубной щетки. Позвольте мне, пожалуйста, сходить за ними.
Его грузовик не мог быть дальше двадцати шагов от нас, но было темно, а американская пехота была рядом, и я подумал, что Смит ищет возможность сбежать. Если он это сделает, то наведет на нас свои подкрепления.
– Не беспокойтесь, капитан Смит, – сказал я мягко. – У меня в походном бардачке есть новая бритва, и я даже дам вам новую зубную щетку.
Я не знаю, заулыбался ли он недоверчиво в темноте или нет, но это было правдой. В захваченном джипе, которым я пользовался, я нашел совершенно новый туалетный комплект – несомненно, подарок какой-нибудь заботливой женщины из Соединенных Штатов. Могла ли она представить, когда дарила его своему мужчине, что им будет пользоваться враг?
Еще один пленный оказался лейтенантом. Он был поживее характером, чем Смит. Мы принялись оживленно беседовать о своей жизни. Как странно звучал этот разговор под этим мостом у перевала Кассерин! Лейтенант был из Бруклина и жил там с женой и двумя детьми.
– Замечательный город, – выговорил я на своем ломаном английском, – я бы хотел побывать там.
– Это, – сказал он насмешливо, – скоро можно будет устроить.
Я понял намек и сделал ход в сторону:
– Я думаю, нам потребуется кое-какое время, чтобы выиграть войну.
Мы оба рассмеялись.
Он спросил меня, откуда я. Женат ли я. Я рассказал ему. Я помню, как мы беседовали о бессмысленности войны. Кто-то из нас сказал, что это было ужасное и ненужное предприятие. Я рассказал ему, что родился в Натале, а моя сестра родилась в Нью-Джерси, США. Он сказал, что ему знаком Нью-Джерси.
Наша беседа была прервана зуммером переносной радиостанции. Полковой штаб требовал от меня информации о моем точном местоположении. Я, как мог точно, описал его по своей карте. Вскоре штаб вновь запросил эту информацию, подчеркивая, что ориентиры, должно быть, указаны неверно. Я дал те же самые цифры.
Несмотря на точные данные, в штабе так и не смогли поверить, что мы перерезали дорогу за Кассерином.
Прошло уже полчаса с тех пор, как последний грузовик уперся в наш завал на дороге. Теперь я слышал монотонный гул, доносившийся с севера. Земля начала слегка подрагивать. Я вскарабкался на берег русла, чтобы проверить свою догадку. Здесь отчетливо слышался рокот моторов со стороны американских позиций. Без всякого сомнения, это шли танки.
– Если танки пойдут по мосту, – приказал я ближайшему пулеметчику, – не стреляй, дай им подойти.
– Так точно, господин обер-лейтенант.
Рокот моторов и лязг гусениц становились все громче. Гигантский танк выполз на дорогу; с моей позиции на кромке сухого русла он показался мне колоссом на фоне звездного неба.
Люк был открыт, и командир стоял, высунувшись и оглядываясь вокруг. Танк подъехал к баррикаде и остановился.
– Что это за баррикада? – раздался голос.
Мои солдаты уперлись стволами пистолетов в ребра пленных, которых мы держали под мостом. Командир танка отдал быструю команду механику-водителю. Танк пополз вперед, сдвигая разбитые грузовики на одну сторону моста.
И тогда один из наших пулеметчиков пустил очередь в танковую башню. Черт побери! Я забыл проследить чтобы мой приказ дошел то тех, кто сидел на той стороне русла. И теперь пулеметчик стрелял, полагая, что «шерман» легкая добыча для пулемета! Командир как кролик нырнул в свою башню. Танк изрыгнул огонь. При первом же выстреле мы спрыгнули с берега и заползли под мост, где он уж точно нас не достанет. Тяжелый танк с грохотом проехал по мосту над нашими головами и оказался на том берегу. Но рокот моторов не затихал; через некоторое время снова раздался грохот и лязг гусениц, орудийный и пулеметный огонь. Земля под нами сотрясалась. Еще один танк проехал по мосту, за ним два других и, наконец, еще один – это был пятый и последний танк.
Они направились к перевалу, затем свернули как раз в том направлении, где, как я полагал, залегла американская пехота. Теперь я боялся, что они смогут продольным огнем обстрелять нас под мостом. Тут уж и мы, и наши пленники оказались бы совершенно беспомощными. Но нас не обнаружили, и рев моторов стих. Ушли ли танки к линии фронта, откуда им угрожал прорыв? Или, может быть, остановились неподалеку, узнав от пехотинцев, что противник и захваченные им американцы скрываются под мостом? И вновь я подумал, каким странным и абсурдным делом была эта война.
Мне казалось, что я все еще различаю силуэты танков вдалеке. Если мы сейчас покинем наше убежище, страшные танковые пушки в момент уничтожат нас. Нет, единственное, что нам оставалось делать, это сидеть под мостом, пока танки не уйдут совсем. Но они должны на обратном пути вновь пройти по мосту. А вдруг они захватят с собой пехоту, чтобы разделаться с нами? Или забросают нас гранатами со своих башен… А я сижу здесь без единого противотанкового орудия, без гранат, которыми мог бы подорвать танковые траки, и взрывчатки, которой мог бы взорвать этот мост. Нам он, конечно, нужен в целости и сохранности.
