Он угодливо подал мне фляжку. Я сделал большой глоток. Мое усталое тело как будто налилось новой энергией. Из темной пещеры был вынесен длинный ряд итальянских фляжек, и все мои солдаты сделали по глотку.
Вскоре мои глаза привыкли к темноте, царившей в пещере. Я заглянул в нее – там находилось около шестидесяти итальянцев.
– Dove est vostro posizione?
[9] – спросил я.
– Niente posizione, soltanto Americani
[10], – равнодушно ответил офицер.
Итальянцев начало беспокоить то, что мы столпились у входа в пещеру. Это могло выдать их укрытие.
Я быстро увел своих солдат. Вскоре мы снова попали под заградительный обстрел. Я увидел перед собой склон, изрытый ямами и щелями. Солдат я не видел, но я был уверен, что это и есть позиции итальянцев. Я уже знал, как они устраивают свои оборонительные рубежи: окапываются, делают хорошее укрытие за гребнем возвышенности и выставляют несколько передовых постов, каждый из которых имеет определенный сектор обстрела.
С огромным чувством облегчения я быстро распределил своих солдат по брошенным итальянцами одиночным окопам. Я распределил людей на широком фронте и назначил двух лейтенантов командовать секторами на флангах и по обеим сторонам дороги. Сам я остался на южной стороне дороги.
Размещая солдат на левом склоне, я обнаружил укрытие с тремя немецкими самоходными штурмовыми орудиями. Офицеров, командовавших ими, я нашел в глубоком итальянском бункере, защищенном несколькими слоями камней и земли, который наверняка был построен для старшего итальянского офицера.
Командовал отрядом штурмовых орудий обер-лейтенант, который очень обрадовался, узнав, что к ним для поддержки прибыла немецкая пехота. За исключением этих людей, в секторе никого не было. В течение ночи американцы атаковали наш участок обороны и захватили в плен всех итальянцев, кроме тех, кто сумел убежать в тыл.
– Непосредственно перед нами на склоне расположено гнездо американцев, оно находится в сорока шагах от нас, – сказал обер-лейтенант.
Произнося это, он не отрывался от смотровой щели бункера. Мне он показался толковым и мужественным офицером. Он сильно расстроился, узнав, что у меня с собой не было противотанковых орудий. Но до наступления ночи привезти их под обстрелом американцев было бы невозможно.
Вдруг обер-лейтенант воскликнул:
– Танки наступают!
На нас катилось около дюжины гигантских «шерманов». Они исчезли в низине – видны были лишь несколько башен. Вскоре я заметил, что к ним присоединилась американская пехота – две роты, насколько я мог судить.
Офицер рядом со мной встревожился. Я успокоил его:
– Танки сами по себе вряд ли пойдут в атаку – они, вероятно, будут оказывать огневую поддержку пехоте.
Но он думал по-другому:
– Я со своими орудиями не могу противостоять этим американским танкам. А пехота без противотанковых орудий не сможет защитить мои орудия от этих танков.
Возможно, он был прав. И тем не менее, я сказал:
– Я отвечаю за этот сектор. Оставайтесь здесь со своими орудиями, но поддержите нас огнем против пехоты.
Пора было поднимать моих людей по тревоге. У нас было лишь несколько тяжелых пулеметов и пять минометов, причем боеприпасов для них было очень мало. Через несколько минут с боевых позиций мне доложили:
– К бою готовы!
Мой приказ минометчикам: «Огонь по усмотрению!» – стал общим сигналом для всех видов оружия.
Весь мой рубеж открыл огонь одновременно. Израсходовав половину ленты, пулеметный расчет нырял в укрытие. Стреляли мои солдаты отлично – более слаженных действий я не видел даже на учебных занятиях или маневрах.
Результат был таким, какого я и ожидал: американская пехота не смогла поднять головы.
Когда первая волна снова пошла в атаку, мы вытащили наши пулеметы и минометы из укрытий и установили их на позиции. Я отошел на пару шагов от тяжелого пулемета около ямы, служившей мне командным постом, и в эту же минуту туда с визгом упал снаряд. Расчет из трех человек был уничтожен.
Американские танки сосредоточили свой огонь на наших позициях на высотке. А несколько минут спустя три немецких штурмовых орудия сломали свое укрытие и промчались мимо нас. Как бы извиняясь за свое бегство, офицер крикнул мне на ходу:
– Танковая атака! Надо уходить!
Нет, сказал я про себя. В старом Африканском корпусе Роммеля такого бы никогда не случилось. С такими вояками победы в Африке нам не видать!
Но, как я и ожидал, американские танки не стали подходить. Мы остались одни, два неполных взвода, и только Богу было известно, какой силы противник стоял против нас.
Я решил, что выбор итальянцами оборонительной позиции был, в конце концов, не так уж неудачен… Мы были рады убраться с гребня, оставив только НП за кучей камней, и выйти на обратный склон. Из укрытия мы продолжали вести заградительный минометный огонь и сдерживали атаку – пока не истратили почти все боеприпасы.
Среди нас был только один санитар, в гражданской жизни католический священник, который до войны учился в Швейцарии на средства американской благотворительной организации. Я послал его оказать помощь раненым и забрать у убитых личные жетоны. Полагаясь на защиту своей нарукавной повязки с Красным Крестом, он взобрался на гребень, когда обстрел прекратился, и принялся за свое дело на виду у американцев. Стволы танковых орудий угрожающе повернулись в его сторону, но командир противника увидел в бинокль повязку, и его не тронули. Я уважал американцев за их рыцарство, хотя мы и воевали друг с другом.
После наступления темноты войска, которым не удалось прорваться днем, присоединились к нам, и теперь я получил возможность расширить свой фронт к северу от дороги, где располагался капитан Молль с остатками своего батальона. В темноте мы выдвинули наши противотанковые орудия вперед, и я расположил их вдоль дороги для прикрытия флангов нашей пехоты в долине.
Я выделил сильную группу, которая должна была занять позицию на высотке. Ею командовал унтер-офицер, мечтавший стать офицером, который носил славную фамилию Роммель, хотя и не состоял в родстве с фельдмаршалом. Роммель со своими людьми занял этот холм и за ночь окопался на нем. Вскоре после полуночи я услышал впереди нас залпы минометов. Выделенные в дозор солдаты проползли вперед и выяснили, что американцы получали боеприпасы и провиант. Они были так близко, что наши солдаты могли различать огоньки сигарет американцев.
Мы тоже получили наши пайки и, что самое важное, боеприпасы. Артиллерия противника любезно оставила нас в покое. Но утром над нашими головами пролетел разведывательный самолет, и вскоре мы подверглись длительному артобстрелу, но, поскольку мы находились позади гребня, большинство снарядов со свистом пролетали над нашими головами и не причиняли нам никакого вреда.
