Берлин, 13 августа
Сегодня третий день массированной воздушной атаки немцев на Британию. Вчерашний счет, по данным люфтваффе, составил 71 к 17. К исходу сегодняшнего, третьего дня его называют как 69 к 13. Каждый день британские цифры, которые давал Лондон, были почти обратными. Подозреваю, что лондонские данные более правдивы. Завтра вылетаю на Ла-Манш с несколькими другими корреспондентами. Мы не знаем, зачем нас везут: то ли для того, чтобы увидеть начало гитлеровского вторжения в Британию, то ли просто понаблюдать за воздушными атаками.
В немецком военно-транспортном самолете между Берлином и Гентом, 14 августа
Прошлой ночью у нас была первая за долгое время воздушная тревога. Началась она в два часа ночи, как только я вернулся с радиопередачи. Мы с Тэсс, приехавшей на несколько дней в Берлин, остались посмотреть фейерверк, но он не состоялся.
Из Штаахена мы взлетели в десять сорок пять утра, летели на небольшой высоте, футов пятьсот, чтобы германским зенитным батареям легче было нас распознать. Они уже слишком много своих самолетов сбили… Сейчас Антверпен на севере, и пилот снижается… Один неприятный момент. Из облаков на нас пикируют два истребителя, и мы думаем, что это могут оказаться „спитфайры“ (на днях они сбили немецкого генерала, летевшего из Парижа в Брюссель). Но это „мессершмитты“, и они уходят в сторону. Теперь пилот пытается найти свой аэродром, задача нелегкая из-за маскировки летного поля…
Гент, Бельгия, 14 августа
Маскировка этого летного поля стоит того, чтобы о ней упомянуть особо. Я заметил, что сверху оно выглядело как любая другая часть ландшафта, беспорядочно пересеченная тропинками, как будто это фермерская земля. У каждого самолета на земле свой собственный временный ангар, собранный из покрытых травой циновок. Циновки поддерживаются палаточными стойками. Задняя и боковые стороны этого шатра из циновок укрыты мешками с песком для защиты самолетов от осколков. Ангары сделаны настолько искусно, что едва ли их можно обнаружить с высоты более тысячи футов. Сам аэродром небольшой, но немцы лихорадочно его расширяют. Бригады бельгийских рабочих заняты тем, что сносят прилегающие к нему здания — особняки местной знати. Кстати, это пример того, как бельгийцы помогают немцам в войне против союзника Бельгии Англии. Я заметил один ловкий способ, которым немцы прячут свои самолеты. Это строительство „карманов“ — небольших расчищенных участков земли на некотором расстоянии от аэродрома. От главного летного поля к ним ведут узкие дорожки. По бокам таких „карманов“ стоят ряды самолетов, спрятанных под деревьями. С воздуха эти „карманы“ заметить трудно, и можно долго бомбить аэродром, не задев ни одного самолета.
Гент представляет для меня некий романтический интерес, потому что я помню школьный курс истории, рассказывающий о подписании здесь в канун Рождества мирного договора, положившего конец нашей войне 1812 года. Если верить фламандским художникам, этот фламандский городок должен быть живописным местом в канун Рождества. Это здесь американские и британские делегаты не торопясь пришли к соглашению об окончании войны, которой не хотела ни одна сторона. В воздухе витало Рождество, на узких извилистых улочках снег, конькобежцы на каналах, и множество людей, которые пьют и едят от души. Но тогда не было ни радио, ни телеграфных линий через Атлантику, и Америка узнала о мире только три месяца спустя. Тем временем Джексон сражался в Пью-Орлеане.
Мы сидим в безвкусно обставленной гостиной в особняке торговца сахаром, который заняли немецкие летчики. Ждем машин, чтобы добраться до „фронта“. Кто-то забыл заказать их заранее. Д-р Фрёлиг из министерства пропаганды, которого мы называем „этот болван“, большой, неуклюжий, добродушный немец с гарвардским дипломом и женой-американкой, никак не может заставить себя принять решение. Мы ждем, а немецкие летчики угощают нас напитками из замечательного погреба сахароторговца. Машины не приходят, поэтому мы садимся в автобус и едем осматривать город. Не настолько Гент романтичен, как я себе представлял. На улицах много немецких солдат, скупающих в магазинах последние запасы товаров на свои бумажные марки. Заходим побеседовать с местным лавочником. Он говорит, что солдаты ведут себя вполне пристойно, но опустошают город своими закупками. Когда нынешние запасы кончатся, возобновить их будет неоткуда.
Остенде, Бельгия, 14 августа
Наконец к семи часа вечера пришли наши машины и мы выехали в Остенде, обогнули Брюгге, сказочный город, где я провел свою первую ночь на континенте пятнадцать лет назад. На пути в Остенде я во все глаза высматривал баржи и суда, которые должны переправить германские войска для вторжения в Британию, но мы видели очень мало каких бы то ни было судов и на каналах за городом лишь несколько барж. Немцы выбрали для нас отель „Пикадилли“.
Позднее. 15 августа, 6 часов утра. Просидел всю ночь. Когда немцы ушли спать, хозяин с женой и чрезвычайно привлекательной, темноволосой и черноглазой дочерью лет семнадцати вынесли прекрасные выдержанные вина, и мы славно провели с ними вечер. К нам присоединились несколько местных бельгийцев, и мы (Фред Экснер, Дик Бойер и я) долго по-доброму беседовали. Как трогательно бельгийцы продолжают надеяться, что прилетят английские бомбардировщики! Они, кажется, не против, чтобы англичане их убивали, только при условии, что и немцам достанется от королевских ВВС. Одна бельгийская женщина, злость которой грела мне душу, объяснила, что почти весь ущерб в Остенде, где разрушено большинство домов, был нанесен немецкой артиллерией, которая еще долго продолжала вести огонь, после того как ушли англичане. Незадолго до рассвета мы отправились прогуляться по пляжу. Был легкий туман, смягчавший лунный свет, и даже руинам вдоль берега моря он придавал какую-то красоту. Запах морской воды и плеск волн способствовали хорошему настроению. Бельгийцы не переставая ругали англичан за то, что они не возвращаются.
Кале, 15 августа (полдень)
Проезжая вдоль берега, я был поражен оборонительными мерами немцев. Линии окопов, блиндажей, пулеметных гнезд, полностью укомплектованных личным составом, тянулись по песчаным дюнам в ста ярдах от воды на всем пути до Дюнкерка. Там множество зенитных орудий, а на расстоянии в четверть мили в глубь тыла — бессчетное количество артиллерийских батарей. До этого я не думал о возможном нападении англичан. Мы не увидели ни на одном участке побережья никаких признаков германских приготовлений к вторжению. Никаких значительных концентраций войск, танков или барж. Но они, конечно, могли там быть, а мы просто их не заметили.
Примерно в десяти милях от Дюнкерка мы почувствовали вдруг тошнотворный запах мертвой конской и человеческой плоти. Очевидно, не успели выловить трупы из многочисленных каналов. Сам Дюнкерк очищен, и те, кто побывал здесь два месяца назад, с трудом его узнают. Часовой не разрешает нам проехать в ту часть города, которая прилегает к порту, видимо потому, что мы можем узнать что-нибудь о силах вторжения. В самом Дюнкерке и вокруг него большие площади заняты грузовиками и военным снаряжением, оставленными британскими экспедиционными силами. Немецкие механики занимаются тем, что пытаются заставить эти грузовики по крайней мере двигаться. Другие снимают резиновые покрышки, качество которых неведомо в Германии. В городе стоят длинные очереди французов к суповым кухням за порцией еды. Удивительно, что после смертоносных бомбежек и артобстрелов в этом городе еще осталось гражданское население. Все мы недооцениваем способности человеческих существ к выживанию.
