Он подтверждает, что люфтваффе не удалось пока заполучить превосходство над Англией в воздухе, хотя пять недель назад, когда я был на Ла-Манше, немцы уверяли, что это дело каких-нибудь двух недель.
Это достоверный факт, уже примерно две недели назад немцы отказались от широкомасштабных дневных воздушных атак на Англию и перешли главным образом на ночные бомбардировки, что само по себе — уже признание поражения.
Берлин, 24 сентября
Прошлой ночью англичане всерьез взялись за Берлин. Они бомбили сильно и очень метко на протяжении четырех часов. Им удалось поразить военные заводы на севере города, большой склад горючего и железнодорожную сортировочную станцию севернее остановок Штеттинер и Лертер.
Но нам не дают рассказать об этом. Власти заявляют, что никакого военного ущерба не нанесено, а министерство пропаганды, которое вдруг очень занервничало из-за разрушений прошлой ночи, предупредило всех корреспондентов, что мы можем сообщать только то, что говорят военные. Министерство Геббельса отменило даже традиционную экскурсию по городу после налета, объясняя это тем, что смотреть особо не на что, да и времени мало, чтобы рассмотреть все.
Никогда еще германскую прессу и радио не заставляли так здорово врать, как сегодня. Даже бесстрастных немцев, судя по их разговорам, расшевелила ложь собственных газет. В официальной сводке говорится: „Несмотря на мощный зенитный огонь, нескольким британским бомбардировщикам удалось прошлой ночью достичь северных и восточных пригородов Берлина и сбросить несколько бомб. Места падения бомб, удаленные от военных и промышленных объектов, являются еще одним свидетельством того факта, что английские летчики безжалостно атакуют жилые кварталы. Никакого военного ущерба не нанесено“.
Даже верховное командование, в правдивость которого многие немцы до сих пор верят, повторило позднее эту ложь в своем ежедневном коммюнике. Сотни тысяч жителей северных пригородов, которым трижды приходилось выходить из своих поездов и проезжать на автобусах три участка главной железнодорожной магистрали, где рельсы были взорваны английскими бомбами, несколько удивились тому, что прочитали в своих газетах.
Англичанам дважды не удалось взорвать эстакаду городской железной дороги, пересекающей центр Берлина с востока на запад. Оба раза бомбы упали в нескольких ярдах от железнодорожных путей и повредили соседние дома. По этой магистрали идет не только основной поток пригородных электричек, но и большое количество пассажирских поездов. Это самая важная дорога — в пределах города. Обломки зданий, в которые вчера попали бомбы, задержали вчера движение по ней, но сегодня эта линия действует.
Серрано Суньер, зять Франко и министр внутренних дел, возвратился из поездки на западный фронт как раз вовремя, чтобы впервые испытать на себе английскую бомбардировку. Это может оказаться полезным. Мы, корреспонденты, живо представляем себе, как Суньер возвращается в Мадрид. Франко, на которого Берлин и Рим давят сильнейшим образом, чтобы заставить его примкнуть к победившей команде Оси, расспрашивает еще об этих британских налетах на Берлин, и Суньер отвечает: „Какие налеты? Я не видел никаких налетов. Я десять дней провел в Берлине. Британцам ни разу не удалось прорваться. С британцами покончено, генералиссимо, и Испании пришло время принять участие в дележе добычи стран Оси“.
Когда прошлой ночью началась бомбежка, Геббельс и другие светила нацистской партии давали в „Адлоне“ обед в честь Суньера. Банкет пришлось прервать незадолго до подачи десерта, и все присутствовавшие проследовали в просторное убежище „Адлона“, которое находится по соседству с парикмахерской. Когда в четыре утра я возвращался с радио, они уже разъезжались.
Я узнал, что в четверг сюда приезжает Чиано. Между Римом и Берлином идут переговоры о завершении этой зимой войны в Африке и разделе „черного континента“. Но прежде они должны быть уверены в Испании и настаивают, чтобы Франко либо сам захватил Гибралтар, либо дал это сделать немцам.
Вечером Берлин обрадовало, что французы, которые практически без боя сдали Индокитай японцам и каждый день безропотно идут на все новые уступки странам Оси, сегодня открыли огонь по де Голлю и англичанам, пытавшимся захватить Дакар.
Вчерашняя бомбежка напоминает мне, что лучшее бомбоубежище в Берлине принадлежит Адольфу Гитлеру. Специалисты сомневаются, что его когда-то там можно убить. Убежище находится глубоко, оно защищено металлическими балками и огромным количеством армированного бетона, имеет собственные энергетические и вентиляционные установки, кинозал и рабочий кабинет. Даже если английские бомбы вдребезги разнесут рейхсканцелярию, отрезав все обычные пути бегства из подземелья, фюрер со своими подручными смогут спокойно выйти на поверхность по одному из тоннелей, веером расходящихся на несколько сот ярдов. Гитлеровский бункер имеет также несколько спальных помещений — немаловажная деталь, почему-то не предусмотренная в большинстве убежищ. Ведь недосыпание приносит немцам больше вреда, чем английские бомбы.
Если у Гитлера самое лучшее убежище в Берлине, то у евреев самое плохое. Чаще всего у них вообще его нет. Там, где условия позволяют, у евреев есть специальные щели для укрытия, обычно маленькая комнатка в подвале по соседству с основным помещением, где собираются „арийцы“. Но во многих берлинских подвалах есть только одно помещение. Оно предназначено для „арийцев“. Евреи должны спасаться на нижнем этаже, обычно в холле, ведущем от двери квартиры до лифта или лестницы. Место это вполне безопасное, если бомба угодит в крышу, так как есть шанс, что она не пробьет здание до нижнего этажа. Но опыт показал, что это самое опасное место во всем здании, если бомба падает рядом на улице. Там, где толпятся евреи, сила взрыва ощущается максимально, туда же попадает и большая часть осколков.
Д-р Бёмер, пресс-секретарь министерства пропаганды, типичный нацист, за исключением того, что образован и много путешествовал, особенно по Америке, время от времени жалуется на „недостаточную признательность“ за такое нацистское благодеяние, как выдача корреспондентам дополнительного пайка. Если путь к сердцу корреспондента лежит через желудок, то д-р Геббельс действительно очень старается. Во-первых, он классифицирует нас как „работающих на тяжелом производстве“. Это означает, что мы получаем двойную норму мяса, хлеба и масла. Каждый второй четверг после пресс-конференции мы выстраиваемся в очередь за дополнительными продуктовыми карточками на следующие две недели. Более того, д-р Геббельс не только разрешает, но и поощряет, чтобы мы еженедельно закупали в Дании за свободную плату в долларах продовольственные наборы. Это наш спасательный круг. Он позволяет мне есть на завтрак яичницу с беконом четыре-пять раз в неделю. Обычно я не ем яйца с беконом на завтрак, но при нынешних скудных военных пайках я обнаружил, что это дает силы на целый день. До начала войны на западе я привез из Голландии столько кофе, что обеспечил себя им месяцев на шесть. Короче говоря, мы, корреспонденты, не очень страдаем от нормирования продуктов в военное время. Еды у нас много. А немцы заботятся о том, чтобы у нас всего хватало, не потому, что нас любят, а потому, что считают, — и, я полагаю, правильно, — что на сытый желудок мы будем к ним доброжелательнее, все мы люди, в конце концов.»
